Памяти ученого-востоковеда

Т. Шумовский

Голос памяти

(воспоминания сокамерника)

Воспоминания о давних событиях – память сохранила точные даты и обстоятельства, при которых эти события имели место, – просятся наружу. Их в основном приютила моя книга "Путешествия на восток", и вот одно из наиболее ярких.

Вечером 9 апреля 1938 года в камеру 23 ленинградского дома предварительного заключения на Шпалерной (Воинова) улице ввели нового арестанта, которого я сразу узнал. Профессор Анатолий Несторович Генко, заведующий Кавказским кабинетом Института востоковедения Академии наук! Будучи старшекурсником университета, я довольно часто приходил в этот институт, и не раз доводилось слышать об А.Н. Генко. А в октябре 1937 года на второй всесоюзной сессии арабистов случилось мне внимать его интересному докладу об арабских влияниях на Кавказе и даже выступить в прениях.

Но все это было вчера, а сегодня... Передо мной, только что завершившим второй месяц своего арестантского срока, стоял человек, потрясенный неожиданным своим несчастьем, настороженно озиравшийся в стенах чуждого мира, где пришлось оказаться. Я поздоровался, представился. Многочисленные обитатели камеры окружили нас, прислушиваясь к беседе. Назавтра между нами стали возникать разговоры об Институте востоковедения, об известных нам ученых, о том, что нас ожидает. Более всего Анатолий Несторович горевал о своей личной библиотеке.

Общение наше, конечно, было неравноправным: заслуженный, признанный востоковед – и недоучившийся студент. Но я с молодым своим оптимизмом старался внушить Анатолию Несторовичу мысль, что далеко не все потеряно, что и потерянное может вернуться, что, наконец, оказавшись в сталинских застенках, необходимо сохранить жизнь и здоровье – во имя науки, ради себя и своих близких.

Беседы с Анатолием Несторовичем были очень полезны мне: в ходе их я незаметно и последовательно пополнял свои востоковедные знания – научная сокровищница, которой владел профессор Генко, была богатой. С большой радостью воспринял я тайное создание у нас в камере "вольного университета": мне новые познания были кстати, а лекции, которые читал в этом "университете" Анатолий Несторович, помимо всего прочего, отвлекали его от мрачных мыслей о переживаемых черных днях неволи.

7 августа 1938 года меня перевели в "Кресты", вследствие чего я расстался с Анатолием Несторовичем. Много позже я узнал, что в 1939 году он был освобожден из заключения и смог вернуться к любимой работе над кавказскими языками. Трудно мириться с мыслью, что новый период свободы был недолог: страшный 1941 год пресек жизнь А.Н. Генко.

Сказанное повествует на частных примерах о том, как было обескровлено востоковедение Петербурга в 30-е и 40-е годы нашего неровного столетия.

 

Содержание