А.Н. Генко был арестован дважды: в 1938 г. и в 1941 г. Ознакомиться с материалами следствия и сделать из них приведенные ниже выписки удалось лишь в 1991 г.

При первом аресте Анатолий Несторович выступал в качестве “однодельца” Л.Ф. Векслер, с которой был связан служебными и дружескими отношениями.

А.Н. Генко после ареста в 1941 г. Из следственного дела № 3433-41. Фото ранее не издавалось	Л.Ф. Векслер. Из следст­венного дела № 44537. Фото ранее не издавалось

Дело № 44537 Векслер Л.Ф. по статье 58-10 [1: 191]¹
(Общий объем 300 с.)²

1. Из Протокола допроса Бертельса Евгения Эдуардовича 19 мая 1938 г. (с. 53).

Далее в показаниях свидетеля Бертельса отмечается также, что у Векслер дома собирались вместе Васильев Б.А., Казакевич В.А. и Щуцкий Ю.К. Векслер Л.Ф. полностью подтвердила это, сказав, что они “вместе выпивали”.

2. Из Протокола допроса Генко А.Н. 1 ноября 1938 г. (с. 55).

Генко А.Н. делает признание в том, что занимался антисоветской деятельностью: “В связи с арестом ряда научных сотрудников я утверждал, что Советская власть разрушает научные кадры, уменьшает научный вес научных работ в управлении страной и тормозит развитие науки. Лично я также заявлял, что сам факт ареста научных сотрудников объективно льет воду на мельницу [...] обостряет внутриполитическое положение в стране, ускоряя момент развязки, который встанет при неизбежном столкновении в войне с другими государствами... Основной вывод, который я делал в этом вопросе, сводился к следующему: процессы являются политической игрой, рассчитанной на то, чтобы переложить на обвиняемых ответственность за неудачи и нехватки, которые имеются в культурном и хозяйственном строительстве страны в результате неправильной политики ЦК ВКП(б)”.

3. Из Обвинительного заключения 17 декабря 1938 г. (с. 63).

В IV отделе УГБ УНКВД ЛО поступили данные о том, что профессор Ленуниверситета и научный сотрудник Института Востоковедения Генко А.Н. и переводчица Гидрографического Управления г. Ленинграда Векслер Людмила Филипповна занимаются антисоветской деятельностью.

На основании вышесказанного 9.IV.38 был арестован Генко А.Н., а 30.IV с.г. – Векслер Л.Ф.

Следствие установило:

• Обвиняемый Генко на протяжении ряда последних лет вел антисоветскую пропаганду, клеветнически утверждал о том, что Советская власть разрушает научные кадры, сознательно тормозит развитие науки в СССР и не создает нормальных условий для научной деятельности.
  Тогда же обвиняемый Генко А.Н. распространял антисоветские клеветнические измышления о якобы неправильной политике ВКП(б) и Советского правительства в управлении страной (с. 11–18).

• Обвиняемая Векслер Л.Ф. на протяжении с 1934 по 1938 г.г. вела контрреволюционную пропаганду среди своих знакомых и распространяла клеветнические измышления о руководстве ВКП(б) и Советском правительстве и в особенности против Сталина. Также установлено, что обвиняемая Векслер высказывала сожаление о расстрелянных троцкистах и зиновьевцах и одобряла их контрреволюционную деятельность (с. 8, 13–16, 18–22, 24–25, 27, 29, 33, 35).

4. Из Протокола допроса Векслер Л.Ф. 14 марта 1939 г. (с. 75).

С.: По вопросу вашей контрреволюционной работы, которую вы на протяжении ряда лет проводили вместе с Генко, вам были даны очные ставки со свидетелями. Есть ли смысл вам дальше запираться? Предлагаем вам дать правдивые показания по существу предъявленного вам обвинения.

Векслер: Я на предыдущих допросах следствию заявляла и сейчас повторяю, что кроме антисоветских анекдотов, которые я рассказывала в кругу своих знакомых, а также и Генко, ничего больше преступного не проводила.

5. В деле имеются поразительные материалы:

• рапорт следователя, ведшего допрос Векслер, об избиении ею сотрудника НКВД, вошедшего в кабинет во время допроса;

• объяснительная записка Векслер о том же инциденте.

Из этих документов следует, что во время допроса Векслер сидела, закинув ногу на ногу. Вошедший начальник потребовал от нее сесть как полагается. Векслер выразила желание ознакомиться с инструкцией о том, как должен сидеть заключенный. Разгневанный начальник скинул ее ногу, за что она надавала ему пощечин так, что он с воем вылетел в коридор. Никаких неприятностей по поводу происшедшего у Векслер не было. Следователи, ведшие ее дело, как об этом рассказывала она сама, откровенно радовались посрамлению своего начальника.

Своих следователей Людмила Филипповна развлекала анекдотами, пара которых изложена (для примера) в протоколах допросов. Необычную обстановку на допросах можно объяснить лишь растерянностью следователей в момент начавшихся повальных арестов в их собственной среде (“бериевцы” расправлялись с “ежовскими” кадрами НКВД).

6. В деле сохранилось заявление Панек Л.Б. (жена Генко) прокурору Хайкиной от 20.X.39 с просьбой вызвать свидетелей с других мест работы А.Н. Генко (с. 119).

7. Из Постановления о прекращении следственного производства и освобождения из-под стражи Генко А.Н. (с. 276).

[...] на основании поступивших материалов об антисоветской деятельности 9.IV.38 был арестован Генко А.Н.

В процессе следствия обвиняемый Генко А.Н. дал показания о том, что он с 1934 г. по день ареста распространял антисоветскую агитацию среди своих знакомых, Векслер (арестована) и других.

Допрос свидетелей также подтвердил, что Генко А.Н. действительно распространял антисоветскую агитацию. Так, на допросе от 5.III.39 свидетель Верховский Юрий Павлович показал, что “Генко мне известен как антисоветски настроенный элемент” (с. 12–15).

В подтверждение своих слов свидетель Верховский Ю.П. не показал конкретно фактов антисоветской деятельности Генко А.Н., поэтому свидетель Верховский был передопрошен 27.XII.39 и показал следствию: “О контрреволюционной деятельности Генко А.Н. мне ничего неизвестно, антисоветского за ним я ничего не слыхал и считал его честным человеком” (с. 81–82).

Свидетель Пономарев Александр Иванович 3.III.39 по делу Генко А.Н. дал следующие показания: “Мне известно, что Генко А.Н. является антисоветски настроенным человеком... Генко А.Н. мне в 1937 г. заявлял, что в наших условиях отсутствуют всякие стимулы к научной работе, ибо работа как таковая никем не оценивается и, более того, маринуется” (с. 84, 136, 137).

Перепроверяя показания свидетеля Пономарева, он был передопрошен 27.XII.39, где заявил: “Каких-либо контрреволюционных высказываний со стороны Генко А.Н. я никогда не слыхал... Я помню, как Генко А.Н. в 37–38 г.г. на производственном совещании заявлял, что его труды не печатаются, но эти высказывания относятся к руководству нашего института... Предыдущая моя оценка Генко А.Н. была вызвана тем, что после ареста Генко А. Н. в институте говорили, что он разоблачен как вредитель, а поэтому я расценивал Генко А.Н. как несоветски настроенного” (с. 133–134).

Свидетель Штакельберг Ольга Васильевна также показала на допросе от 7.VI.38, что ей известно от Векслер Л.Ф. (арестована) о Генко А.Н., который при разговоре с Векслер Л.Ф. клеветал на вождей ВКП(б) и Советского правительства (с. 46). На допросе же от 17 июля 39 г. Штакельберг Ольга Васильевна заявила, что “она не помнит разговора Генко А.Н. с Векслер и что передавала ей Векслер Л.Ф. о Генко А.Н. она рассказать не может”.

Таким образом, свидетели, проходившие по делу Генко А.Н., давшие впервые свои показания о Генко А.Н. как об антисоветском человеке, распространявшем контрреволюционную агитацию, от своих показаний отказались и заявили, что антисоветского за Генко они ничего не знают.

Обвиняемый Генко А.Н. от данных им ранее показаний отказался как несоответствующих действительности, других данных о контрреволюционной агитации со стороны Генко А.Н. следствие не имеет, а поэтому, в порядке статьи 204 п. “б” УПК

постановил:

Следственное производство в отношении Генко А.Н. прекратить. Генко А.Н. за недостаточностью улик из-под стражи освободить.

8. Из Частного определения (с. 279).

За дачу ложных показаний возбудить уголовное преследование против Штакельберг Ольги Александровны, Штакельберг Ольги Васильевны и Смирновой Ольги Ивановны.

8 января 1940 г. был освобожден А.Н. Генко, а 25 марта 1940 г. – Л.Ф. Векслер.

Дело № 3433-41 на Генко Анатолия Несторовича

1. Из Постановления на арест (1 сентября 1941 года).

Генко А.Н. в 1938 году привлекался органами НКВД за антисоветскую деятельность. Будучи враждебно настроен к советской власти, распространяет клеветнические измышления и провокационные измышления о мероприятиях, проводимых ВКП(б) и сов. правительством, о руководителях ВКП(б) и сов. правительства, о действиях органов НКВД. С начала войны СССР с фашистской Германией высказывает пораженческие измышления о Красной Армии, о сообщениях Сов. Информбюро, восхваляет фашистскую армию.

На основании вышесказанного, руководствуясь ст. 128 УПК РСФСР

Постановили: Генко А.Н. подвергнуть аресту, по месту его жительства произвести обыск, на имущество наложить арест, а площадь опечатать.

Андреев    Пинчук    Ефимов    (подписи)

2. Постановление от 1 октября 1941 года об избрании меры пресечения.

Я, оперуполномоченный мл. лейтенант госбезопасности Андреев, рассмотрев поступившие в УНКВД ЛО материалы о преступной деятельности А.Н. Генко, нашел:

Генко, будучи враждебно настроенным к Сов. власти, совершил преступление, предусмотренное ст. 58-10, II УК. Принимая во внимание, что дальнейшее нахождение на свободе Генко А.Н. является социально опасным, руководствуясь статьями 145 и 158 УПК, постановил:

мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда в отношении Генко избрать содержание под стражей во внутренней тюрьме УНКВД, о чем в [...] статье 146 УПК объявить арестованному под расписку в настоящем постановлении.

3. Из Протокола обыска от 2 октября 1941 г. (с. 9).

При обыске изъято:

[...] 8) записных книжек 7 шт. с адресами и записями, фотокарточек 7 шт.: 2 шт. групповых и 5 одиночных; 9) писем 62 шт., принадлежащие Генко; 10) открыток 9 шт.; 11) телеграммы и др. переписка на 29 л.

4. Акт об уничтожении изъятого при обыске (с. 13).

5. Акт об опечатании комнаты 10 м2 (с. 14).

В деле имеются протоколы:

1. допроса свидетеля обвинения Е.Э. Бертельса от 22 сентября 1941 года;
2. допросов обвиняемого А.Н. Генко от 5 октября, 15 октября, 20 октября и 13 ноября;
3. очной ставки А.Н. Генко и Е.Э. Бертельса от 20 октября 1941 года.

Выписки из части документов приводятся ниже.

6. Из протокола допроса Е.Э. Бертельса от 22 сентября 1941 года 10 ч. 55 м., следователь Андреев (с. 15).

С.: На допросе 21 сентября вы назвали ряд лиц известных вам как антисоветски настроенных. Расскажите подробно, что вам известно об антисоветской деятельности перечисленных вами лиц и охарактеризуйте их с политической стороны.

Б.: Генко совершал многочисленные поездки по глухим местам Кавказа и возвращаясь рассказывал о “бедственном положении”, в котором находится их население якобы вследствие притеснения со стороны Сов[етской] власти и бесчисленных произвольных арестов. Был заключен под стражу в 38 году и примерно через 1,5 года освобожден и снова приступил к работе в институте. С самого начала Отечественной войны распространял в институте панические слухи о якобы имевших место тяжких поражениях, понесенных Красной Армией, и об успехах, одержанных фашистскими войсками. По мере приближения фашистских войск к Ленинграду количество распространяемых им слухов все возрастало. После каждого налета фашистских стервятников на Ленинград он на другой же день подробно сообщал, что такие-то заводы оборонного значения во время этого налета были почти полностью уничтожены. Утверждал, что наблюдал собственными глазами, как были уничтожены заводы “Красный треугольник” и им. Марти. Высказывал мнение, что германская авиация может действовать беспрепятственно, так как огонь зенитной артиллерии не эффективен, а у нас якобы нет достаточного количества истребителей. Уже до ареста был настроен антисоветски, утверждал, что в Сов[етском] Союзе наука не может свободно развиваться, будучи связана с политикой. Колхозный строй, по его словам, привел горцев Кавказа к полному разорению, в результате чего они непрерывно голодают. Национальная политика Сов[етской] власти создавала, по его словам, невыносимое положение для малых народов, страдавших от великодержавного шовинизма грузин и азербайджанцев. Чрезвычайно резко отзывался о грузинской общественности, которая, по его словам, ненавидит все русское, но при этом сама не способна к государственному строительству. Советовал востоковедам остерегаться актуальных тем в научной работе, ибо всякое соприкосновение с жизненно важной тематикой (особенно словарная работа в области национальных языков народов Союза) якобы неизбежно повлечет за собой для ее авторов репрессии...

(Далее Бертельс охарактеризовал как антисоветчика Рапгофа Бориса Евгеньевича.)

7. Из Протокола допроса А.Н. Генко от 5 октября 1941 года, 17.30–19.15, следователь Андреев (с. 23).

Генко: “[...] социальное происхождение “из дворян”, отец был из сословия личного дворянства... С арестованным сводным братом Нестором Несторовичем Генко связи практически не имел”.

8. Из Протокола допроса А.Н. Генко от 15 октября 1941 года, 0.35–7.00 (с. 26).

С.: [...] ваши знакомые?

Генко: По Академии [...]: Крачковский Игнатий Юлианович, Алексеев Василий Михайлович, Козин Сергей Андреевич, Беляев Виктор Иванович, Семенов Даниил Владимирович, Разумовская Евгения Александровна, Дондуа Варлаам Дариспанович, Тихонов Дмитрий Иванович, Пономарев Александр Иванович; по Институту этнографии: Винников Исаак Натанович, Абрамзон Саул Матвеевич, Попов Андрей Александрович, Дыренкова Надежда Петровна, Липская Нина Александровна, Ольдерогге Дмитрий Алексеевич, Юзепчук Тамара Леонидовна; по Университету: Ларин Борис Александрович, Жебелев Сергей Александрович, Дмитриев Николай Константинович, Щерба Лев Владимирович, Пещерева Елена Михайловна, Бандштев Александр Васильевич, Разумовский Константин Иванович, Поппе Николай Николаевич, Бауэр Николай Павлович, Уразов, Фрейман Александр Арнольдович; по ИВАНу: Крауш Ольга Александровна; еще знакомые, с которыми нет близких дружественных отношений – Бертельс Евгений Эдуардович, Гинцбург Иона Иосифович, Зюзина Зоя Еремеевна.

С.: Как именно вы давно знакомы с Бертельсом?

Генко: С Бертельсом я знаком с первых дней Октябрьской революции, так как мы с ним учились в одном университете, то есть с 1918 года примерно. Затем на протяжении ряда лет мне приходилось с Бертельсом работать в одних учреждениях.

С.: Каковы были ваши взаимоотношения с Бертельсом?

Генко: Отношения мои с Бертельсом на протяжении многих лет совместной работы в ряде научных институтов были внешне корректными, но по существу враждебные. Причиной скрытой враждебности между нами служило не скрывавшееся мной отрицательное отношение ко всей линии поведения Бертельса, которое я ему в лицо характеризовал как соглашательское и беспринципное, что служило причиной плохого отношения его ко мне.

С.: Что вам известно о политических убеждениях Бертельса?

Генко: К сожалению, ввиду тщательной маскировки Бертельсом своих взглядов и убеждений вообще, политических, в частности, затрудняюсь ответить точно на поставленный вопрос. Прямых и ясных антисоветских высказываний, тем более контрреволюционных действий Бертельса, мне не известно.

С.: (с. 29). Вы заявляете о том, что свидетель Бертельс на вас клевещет, а, следовательно, вы хотите сказать, что антисоветской агитацией вы не занимались.

Генко: Да, это так.

С.: Объясните следствию, какой же смысл свидетелю говорить на вас неправду.

Генко: Смысл заключается в том, чтобы [...] легким и выгодным для себя образом быть полезным НКВД. Бертельсу было хорошо известно о том, что я подвергался недавно 2х-годичному следствию и что его клевета может поэтому, с обывательской точки зрения, иметь некоторое правдоподобие; во-вторых, называя меня, человека ему чуждого и враждебного, он избавляется тем самым от необходимости называть кого-либо из более близких ему и лучше известных с политической стороны антисоветски настроенных людей.

Клевета Бертельса меня не удивляет, ибо он давно мне известен на основании ряда примеров (в частности, следственное дело 38 года, касавшееся одновременно меня и гр-ки Векслер), как человек, способный на клевету со своей корыстной целью.

9. Из Протокола допроса А.Н. Генко от 20 октября 1941 года, 0.50–3.25.

Генко: [...] Виновным себя в предъявленных обвинениях я не признаю.

10. Из Протокола очной ставки А.Н. Генко и Е.Э. Бертельса 20 октября 1941 года, 13.00–13.45 (с. 32).

Следователи Челноков, Ефимов, стенографистка Колбеева.

С.: Расскажите о ваших отношениях с Бертельсом.

Генко: Линии нашего поведения, как служебная, так и общественная, во многом расходились.

С.: В чем именно расходились?

Генко: По многим вопросам общественно-административного порядка. У нас бывали резко противоположные позиции в оценке разных научных мероприятий, например, в вопросе работы над словарем.

С.: [...] к чему сводились ваши расхождения по служебным вопросам?

Генко: Они сводились к различию установок, которые давались нами по тем или иным вопросам.

С.: Какая разница была в ваших установках и в установках Бертельса?

Генко: Позиция Бертельса всегда была соглашательской, каждый данный момент он занимал такую позицию, чтобы не вступать в конфликт.

С.: Какова была ваша позиция?

Генко: Моя позиция исходила из принципиальности, которая казалась мне правильной в данный момент в каждом данном вопросе, независимо от тех трудностей, которые возникали.

С.: Расхождения между вами и Бертельсом имели в своей основе политический характер или же являлись следствием разницы в методологическом подходе к разрешаемому вопросу?

Генко: Как мне кажется, эти расхождения были не политического характера.

С. (к Бертельсу): Расскажите, что вам известно о политических настроениях и антисоветских высказываниях Генко.

Б.: Я могу сказать, что последнее время главным источником информации для меня являлся А.Н. Генко. Относительно успехов немецкого оружия, относительно приближения того или иного участка боев и так далее – каждый раз, когда он приходил, я получал новые сведения по этим вопросам.

С.: Какой характер имела эта информация?

Б.: Эта информация имела панический характер. Как конкретный пример этому, могу привести такой случай, когда он рассказывал о том, что он собственными глазами видел, как немецкие аэропланы разрушили какой-то завод, кажется, завод им. Марти, а со стороны нашей авиации никакого сопротивления не было и “немцы спокойно бомбили, как хотели”. Затем я помню, как он сказал, когда я спросил у него о сводке (я в этот день сводки не читал), что “в сводке никогда ничего нет” [...]

С.: Подобного рода беседы, распространяющие панические сведения, Генко вел только с вами или же и с другими сотрудниками Академии Наук?

Б.: Думаю, что со многими сотрудниками [...]

С. (к Генко): Правильно показывает Бертельс?

Генко: Нет, я решительно протестую против этого. Прежде всего, я должен сказать, что разговоров лично с Бертельсом, наедине, с глазу на глаз, на военные темы со времени начала войны у меня не было. Я не помню ни одного случая, когда бы я разговаривал лично с Бертельсом и одновременно при этом не присутствовал бы целый ряд лиц. Это одно обстоятельство. Надеюсь, что он отрицать этого не будет...

Я считаю, что Бертельс или роковым для меня образом ложно воспринимал то, что я говорил об этом заводе в этих разговорах, или же это злостная интерпретация моих слов, не соответствующая действительности.

С. (к Генко): Какие разговоры вы вели о перенесенном вами во время ареста?

Генко: Почти никаких разговоров я не вел, я говорил лишь о характере предъявленного мне обвинения.

С. (к Генко): О мучениях каких-либо вы говорили?

Генко: Нет, об этом я не говорил ничего.

С. (к Бертельсу): Говорил Генко о каких-либо мучениях, которые он перенес во время ареста?

Б.: Нет, конкретно ничего не говорил.

С. (к Бертельсу): А как он говорил?

Б.: Прямо он ничего не говорил, а намеки делал.

С. (к Бертельсу): Какие антисоветские высказывания о национальной политике со стороны Генко вам известны?

Б.: По вопросам национальной политики мне известно, что Анатолий Несторович указывал, что мелкие национальности, имеющиеся на Сев[ерном] Кавказе, страдают от великодержавного шовинизма Грузии и Азербайджана и в результате этого страдают их языки, культура, что им не дается возможность свободно развиваться. Относительно Грузии он говорил, что это самые ярые шовинисты, которые ненавидят все русское, русскую культуру, а сами в свою очередь не особенно сильны в научных областях.

С. (к Бертельсу): Но вы хорошо помните, что смысл высказываний Генко по вопросам национальной политики Сов[етской] власти на Сев[ерном] Кавказе сводится к тому, что национальная политика Сов[етской] власти на Сев[ерном] Кавказе создавала невыносимое положение для мелких народностей?

Б.: Да [...]

С. (к Бертельсу): Он клеветал [...] о грузинской общественности?

Б.: Да [...]

С. (к Бертельсу): Какие антисоветские высказывания со стороны Генко имели место по вопросу колхозного строительства?

Б.: Генко говорил, что колхозное строительство приводило к обнищанию крестьянства и к голоду.

С. (к Бертельсу): Как относился Генко к научной работе в условиях Сов[етского] Союза?

Б.: Он неоднократно высказывался, что эта работа поставлена в очень тяжелые условия, что эта работа связана с целым рядом политических требований, для удовлетворения которых нельзя удовлетворительно разрешать научные задачи. Конкретно в целом ряде случаев бывает так, что при наиболее серьезных исследованиях по вопросам языкознания сталкиваешься с репрессиями. Был такой разговор, что какой смысл заниматься такой работой, если она приводит к аресту или еще к чему-либо в таком роде.

11. Из протоколов допросов свидетелей:

1. 7 ноября 1941 года – Шастиной Нины Павловны, заведующей библиотекой ИЭ;
2. 7 ноября 1941 года – Липской Нины Александровны;
3. 8 ноября 1941 года – Беляева Виктора Ивановича;
4. 23 декабря 1941 года – Абрамзона Саула Матвеевича, заместителя директора ИЭ;
5. 24 декабря 1941 года – Попова Андрея Александровича.

Все эти лица отозвались об А.Н. Генко как о выдающемся ученом, об антисоветских настроениях и высказываниях которого им ничего не известно.

12. Записка Винникова Исаака Натановича, директора ИЭ, 8 ноября (?) 1941 года. Подробно характеризует А.Н. Генко как незаурядного ученого и человека.

13. Из Протокола обвинения об окончании следствия и предъявлении[...] обвинения от 24 ноября 1941 года.

[...] Со следственными материалами ознакомлен полностью, виновным себя в предъявленном обвинении не признаю и считаю нужным и необходимым заявить, что признаваемое мною и отмеченное некоторыми свидетелями показывает активное участие мое в обществ[...]

14. Акт медицинского освидетельствования А.Н. Генко от 4 октября 1941 года. (Диагноз – порок сердца.)

15. Акт наружного осмотра трупа А.Н. Генко от 26 декабря 1941 г. Отмечено “резко ослабленное питание”. Врач Грилихес.

16. Рапорт врача Грилихеса:

[...] находился в больничной камере с 18 декабря с низким упадком питания и заболеванием сердца в форме грудной жабы. Состояние в течение последних дней резко ухудшилось. 25 декабря был приступ грудной жабы. Принятые меры были безрезультатны. При явлениях нарастающей сердечной слабости в 10.30 А.Н. Генко скончался.

К делу прилагались 2 фотографии А.Н. Генко. Первая фотография со служебного пропуска в ИВАН, вторая – сделанная в тюрьме (фас и профиль), наглядно свидетельствующая о сильном истощении.

Об этом же свидетельствует недавно обнаруженная в Деле № п 4-41 записка:

Генко Анатолий Несторович
I корпус, камера 224
22 ноября 1941 г.

align="center">Заявление

Теряя по недостатку питания последние силы, обращаюсь к гуманности советского следствия. Прошу разрешить передать мне из дому сахар (или что-либо замещающий таковой) и 2–3 коробка спичек. Одновременно прошу дать мне возможность представить собственноручные письменные показания по существу предъявленного обвинения пока я еще в состоянии писать, а не заболел окончательно.

А. Генко

2 декабря разрешение было дано, о чем мы узнали 15 декабря. 19 декабря сделали передачу из того немногого, что удалось выменять на толкучке.

В период следствия А.Н. Генко содержался в одиночной камере внутренней тюрьмы УНКВД (ул. Воинова – Шпалерная, 25). Умер в больничном изоляторе этой же тюрьмы. Место захоронения неизвестно.

Обвинения, предъявленные А.Н. Генко и в 1938, и в 1941 годах, привлекают внимание отсутствием бредовых измышлений, столь характерных для следственной практики того периода. Многое из вменявшегося ему в вину соответствовало его убеждениям и высказываниям. Искажения усматриваются в двух свидетельствах Е.Э. Бертельса:

• Разговоры о бомбежках города, которые вел отец, не носили панического характера ни по форме, ни по содержанию. В них проявлялась лишь деловая обеспокоенность, побуждавшая его принимать практические меры к сохранению рабочих материалов и книг на службе и дома.
• В Грузии у отца было немало друзей. Негативные высказывания касались исключительно деятелей партийно-правительственного аппарата этой республики.

После смерти А.Н. Генко его труды и его имя оставались объектом преследования. Чтобы опубликовать статью “Арабские письма Шамиля в Северо-Осетии”, написанную А.Н. Генко в соавторстве с академиком Крачковским, издательству “Советское востоковедение” потребовалось разрешение НКВД. Оно было дано. Тем не менее в 1949 г. высоко ценивший Генко Крачковский с трудом добился того, чтобы в изданных им “Очерках по истории русской арабистики” было упомянуто имя репрессированного ученого.

Присвоение проф. Г.П. Сердюченко работы А.Н. Генко “Абазинский язык” (см. ниже) стало возможно также из-за опального положения Генко. Опубликовать эту работу Генко после появления монографии Сердюченко “Язык абазин” Л.Б. Панек удалось с большим трудом. Вновь потребовалось разрешение НКВД. Положительный ответ был получен в 1955 г.

Из-за сложностей упоминания имен репрессированных на мемориальной доске в Институте востоковедения имя Генко названо в числе сотрудников, погибших в Отечественную войну.

В 1950 г. я обратилась в НКВД с просьбой сообщить о выводах следствия по делу отца. Письмо осталось без ответа. Уже в период хрушевской “оттепели”, в 1956 г. мать получила из органов справку о том, что отец, “находясь под следствием, умер от грудной жабы”. В 1991 г. я получила справку о его реабилитации, а в 2001 г. – о собственной реабилитации.

Сведения о лицах,
упоминаемых в протоколах следствия

Абрамзон Саул Матвеевич (1905–1977) – тюрколог, этнограф, зам. директора ИАЭ.

Алексеев Василий Михайлович (1881–1951) – выдающийся русский востоковед, один из создателей школы отечественного китаеведения, профессор ЛГУ и других вузов, с 1929 г. действительный член АН СССР.

Бауэр Николай Павлович (1888–1942) – сотрудник отдела нумизматики Эрмитажа (с 1918 по 1938), ИИМКа (c 1938 по 1942). В 1942 г. репрессирован и расстрелян.

Беляев Виктор Иванович (1902–1976) – известный историк-арабист, с 1938 г. доцент, с 1963 г. профессор ЛГУ.

Бертельс Евгений Эдуардович (1890–1957) – один из крупнейших иранистов, специалист по суфизму, зав. отделом ИВ, с 1939 г. член-корреспондент АН СССР. Давал НКВД показания, использованные для фабрикации политических дел против Генко и других сотрудников ИВ – китаистов Б.А. Васильева, В.А. Казакевич, Ю.К. Щуцкого, ираниста Л.Ф. Векслер, а также Б.Е. Рапгофа, которые были арестованы по статье 58-10 (контрреволюционная пропаганда или агитация). Сам Бертельс дважды подвергался кратковременным арестам: в 1925 (на 4 мес.) и 1941 г. (на 2 мес.).

Васильев Борис Александрович (1899–1937) – выдающийся китаевед, ученик В.М. Алексеева, профессор ЛГУ и других вузов, сотрудник ИВ. В 1937 г. арестован и расстрелян.

Векслер Людмила Филипповна (1909–1965) – иранист-литературовед, работала в ИВ, Гидрографическом управлении Ленинграда, в Эрмитаже, ГПБ (с 1940 по 1945), библиотеках Военно-Морского музея и Института им. Лесгафта.

Верховский Юрий Павлович (1891–1962) – иранист, сотрудник ИВ.

Винников Исаак Натанович (1897–1973) – семитолог-лингвист, этнограф, историк Средней Азии, профессор ЛГУ, директор ИАЭ.

Гинцбург Иона Иосифович (1871–1942) – семитолог, гебраист, сотрудник ИВ, умер в блокаду.

Дмитриев Николай Константинович (1898–1954) – выдающийся лингвист-тюрколог, профессор ЛГУ, с 1943 г. член-корреспондент АН СССР.

Дондуа Варлаам Дариспанович (1895–1969) – историк-грузиновед, сотрудник ИВ до сентября 1941 г. В послевоенные годы работал в Институте истории Грузинской АН, преподавал в Тбилисском университете.

Дыренкова Надежда Петровна (1899–1941) – этнограф, специалист по народам южной Сибири, сотрудник ИАЭ, умерла в блокаду.

Жебелев Сергей Александрович (1867–1941) – крупный историк-эллинист, археолог, филолог-классик, профессор ЛГУ, действительный член АН СССР с 1927 г., умер в блокаду.

Зюзина Зоя Еремеевна (1906–1985) – библиотекарь ГПБ (с 1925 по 1972, с перерывами); дочь Зюзина Еремея Даниловича, всю жизнь проработавшего в библиотеке ИВ и умершего в блокаду в 1942 г. прямо в библиотеке.

Казакевич Владимир Александрович (1896–1937) – языковед-монголист, преподаватель ЛИЖВЯ–ЛВИ, ЛИЛИ, ЛИФЛИ, ЛГУ, сотрудник ИВ, Эрмитажа.

Козин Сергей Андреевич (1879–1956) – выдающийся монголист, профессор ЛГУ, с 1943 г. действительный член АН СССР.

Крауш Ольга Александровна (1902–1942) – арабист, сотрудница Арабского кабинета ИВ, умерла в блокаду.

Крачковский Игнатий Юлианович (1883–1951) – крупнейший арабист и исламовед, с 1921 г. действительный член АН СССР; зав. Арабским кабинетом ИВ.

Ларин Борис Александрович (1893–1964) – известный языковед-славист, диалектолог и лексикограф, профессор ЛГУ.

Липская Нина Александровна (1895–1942) – этнограф, специалист по народам Приамурья. Умерла в блокаду.

Ольдерогге Дмитрий Алексеевич (1903–1987) – выдающийся африканист, зав. отделом Африки в ИАЭ, с 1960 г. член-корреспондент АН СССР.

Панек Лидия Борисовна (1896–1984) – этнограф-кавказовед, сотрудник ИЭ (1925–1950), Института истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН (1950–1953). Жена А.Н. Генко.

Пещерева Елена Михайловна (1897–1985) – иранист, тюрколог, этнограф, лингвист, специалист по Средней Азии, преподаватель ЛГУ. Вдова погибшего в тюрьме во время следствия востоковеда-этнографа Федора Артуровича Фиельструпа (1889–1933).

Пономарев Александр Иванович (1886–1942) – тюрколог, работал в ИВ, умер в блокаду.

Попов Андрей Александрович (1902–1960) – крупный этнограф, специалист по народам Сибири, сотрудник ИАЭ.

Поппе Николай Николаевич (1897–1991) – выдающийся языковед-монголист, сотрудник ИВ, преподаватель ЛГУ, член-корреспондент АН СССР. В 1942 г. перешел на сторону фашистской Германии. С 1943 г. жил и работал сначала в Германии, а затем в США.

Разумовская Евгения Александровна (1906–1943) – арабист, историк Ближнего Востока и Средней Азии, сотрудник ИВ, умерла в блокаду.

Разумовский Константин Иванович (1905–1942) – китаист, специалист по искусству Китая, преподаватель ЛГУ, Академии художеств, сотрудник ИВ, умер в блокаду.

Семенов Даниил Владимирович (1890–1943) – арабист, сотрудник ИВ, умер в блокаду.

Смирнова Ольга Ивановна (1910–1979) – иранист, сотрудник ИВ.

Тихонов Дмитрий Иванович (1906–1981) – китаист, историк Центральной Азии, сотрудник ИВ.

Уразов Иван … (?) – сотрудник Гос. Института Медицинских знаний.

Фрейман Александр Арнольдович (1879–1968) – выдающийся иранист-филолог, профессор ЛГУ и других вузов, с 1928 г. член-корреспондент АН СССР.

Шастина Нина Павловна (1898–1980) – монголист, работала зав. библиотекой ИАЭ, в Москве – в ИВ.

Штакельберг Ольга Александровна (1907–1942) – японист, работала в Эрмитаже с 1935 по 1936 гг., затем уезжала на Восток; вернувшись, служила в Гидрографическом управлении Ленинграда.

Штакельберг Ольга Васильевна (? – 1942) – мать О.А. Штакельберг.

Щерба Лев Владимирович (1880–1944) – выдающийся языковед, лексиколог, специалист по фонетике, профессор ЛГУ и других вузов, с 1943 г. действительный член АН СССР.

Щуцкий Юлиан Константинович (1897–1938) – ученик В.М. Алексеева, один из наиболее талантливых русских китаистов, филолог, историк, преподаватель ЛГУ и других вузов, сотрудник Эрмитажа, ИВ. В 1937 г. арестован и расстрелян.

Юзепчук Тамара Леонидовна (1905–2001) – художник ИАЭ с 1944 г. по 1983 г.

Биографических сведений о Бандштеве Александре Васильевиче и Рапгофе Борисе Евгеньевиче Г.А. Генко обнаружить не удалось

---

 

1. Согласно статье 58-10 УК РСФСР редакции 1926 г. (Общесоюзное Положение о преступлениях государственных от 25 февраля 1927 г.), “Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (статьи 2-9 настоящего Положения), а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания – влекут за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев. Те же действия при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, – влекут за собой меры социальной защиты, указанные в статье 2 настоящего Положения (т.е. расстрел, или объявление “врагом трудящихся” с конфискацией имущества – Г.Г.)”.
2. Сохранены орфография и пунктуация подлинника. Проведенные мной несущественные для содержания сокращения обозначены […]. Прописное С. везде означает слово “Следователь”.

Литература

1. Систематизированный текст Общесоюзных уголовных законов и Уголовных кодексов Союзных республик. М., 1948.