Ход урока

Проверка домашнего задания
Объяснение ситуации
Инсценировка
Обсуждение инсценировки
Заключение

Ученики по желанию читают вслух свои сочинения. После короткого обсуждения задания учитель объясняет классу следующую ситуацию:

Ситуация 2

Вы уезжаете из большого города, который завтра будет сдан неприятелю. В вашем доме разместились раненые солдаты обеих армий. В семье мнения разделились: первый член семьи хочет захватить как можно больше добра. Ему нет дела до раненых. Второй член семьи согласен забрать только своих соотечественников. Третий член семьи хочет помочь всем раненым.

Учитель предлагает трем желающим ученикам сыграть роль членов той семьи. Каждый должен постараться переубедить остальных, привести убедительные аргументы. Необходимо четко объяснить каждому участнику его роль и дать пять минут на обдумывание. Остальные ученики должны внимательно следить за их спором и оценить аргументы каждого, отметить слабые и сильные моменты.

Вряд ли учащиеся придут к решению. Важно, насколько аргументированной будет позиция каждого из них и как оценят это ученики. Заметив, что аргументы исчерпаны, учитель прекращает инсценировку.

Желательно, проверки домашнего задания и инсценировке уделить не более 30 минут.

Таким образом, возникли две основные проблемы:

- Защита раненых;
- Защита материальных ценностей.

Учитель пишет их на доске и предлагает учащимся придумать правила поведения, которые будут направлены на решение этих проблем.

Выслушав ответы, учитель должен сообщить учащимся, что такие правила существуют. Согласно I женевской конвенции, все ранение и больные солдаты имеют право на медицинскую помощь, к какой бы стране они не принадлежали. Это международное правило выполнялось часто (не всегда) еще задолго до его формулировки, выполнялось людьми, которые хотели победить врага, но не истребить его. Согласно IV Женевской конвенции 1949 года воспрещается уничтожение имущества принадлежащего частным лицам.

К сведению учителей: впервые женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях была принята 22 августа 1864 года. В результате ее развития, принятия новых документов о защите жертв войны и лиц косвенно затронутых вооруженным конфликтом, в 1949 году были сформулированы и приняты 4 женевских конвенции, а в 1977 году два дополнительных к ним протокола. Государства, присоединившиеся к конвенциям связаны ими во время вооруженных конфликтов даже тогда, когда одна из сторон конфликта не является участницей конвенций.

Ростовы до 1-го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.

31-го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном, Мужики и дворовые, выносившие велел тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.

На улице остановился огромный поезд раненых.

Наташа, накинув белый носовой платок на волосы вышла на улицу

Бывшая ключница*, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы*, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге разговаривала с лежавшим в ней молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов слушая то, что говорила ключница,

- Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? - Говорила Мавра Кузминишна. - Вам бы покойнее где на квартире... Вот бы хоть к нам. Господа уезжают,

- Не знаю, позволят ли*, - слабым голосом сказал офицер. - Вон начальник... спросите, - и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице.

Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.

-Можно раненым у нас в доме остановиться? - спросила она.

- О да, отчего ж, можно, - сказал он,

- Можно, он сказал, можно! - шепотом сказала Наташа Мавре Кузминишне.

Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов. Наташе, видимо понравились отношения с новыми людьми. Она старалась заворотить* на свой двор как можно больше раненых.

- Надо все-таки папаше доложить, - сказала Мавра Кузминишна.

- Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.

- Ну, уж вы, барышня, придумаете! ... спросить надо.

- Ну, я спрошу,

Наташа побежала в дом и на цыпочках* вошла в комнату.

- Вы спите, мама?

- Ах какой сон! - сказала, пробуждаясь, только что задремавшая* графиня,

- Мама, голубчик, - сказала Наташа. - Виновата, простите, я вас разбудила, Меня Мавра

Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите... - говорила она быстро, не переводя духа.*

- Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, - сказала графиня.

Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбнулась.

- Я знала, что вы позволите... так я так и скажу.

- И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.

В зале она встретила отца.

- Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? - сказала ему Наташа.

- Разумеется, ничего, - рассеяно* сказал граф. - Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками* не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра... - И граф передал дворецкому* и людям то же приказание.

После обеда все домашние Ростовых принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду.

2

Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне* во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.

Тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги, К ним приходили посланные денщики* и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать* о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдавать другую, все — отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.

Проснувшись утром, граф Илья Андреич потихоньку вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым бледным офицером с подвязанной рукой.

- Ну, что, все готово, Васильич? - сказал граф.

- Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.

- Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? - обратился он к офицеру. - У меня в доме? - Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.

- Граф, сделайте одолжение, позвольте мне... ради бога... где-нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет... Мне на возу*... все равно...- Еще не успел

договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.

- А! да, да, да - поспешно заговорил граф. Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись*, ну там очистить одну или две телеги, ну там... что же... что нужно... - какими-то неопределенными выражениями, что-то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.

- Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? - сказал дворецкий И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.

- Ну, что же, можно сложить что-нибудь, - прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто-нибудь его не услышал.

В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная* ей доложила, что все подводы развязывают - добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.

- Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?

Знаешь, ma chère,* я вот что хотел тебе сказать… ma chère графинюшка... ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь то все дело наживное*; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть... Знаешь, думаю, право, ma chère, вот, ma chère.. пускай их свезут*… куда же торопиться?... - Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах.

Графиня приняла свой покорно-плачевный * вид и сказала мужу:

- Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше - детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли*. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.

Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.

- Папа! об чем вы это? - сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.

- Ни о чем! Тебе что за дело! - сердито проговорил граф.

- Нет, я слышала, - сказала Наташа. - Отчего ж маменька не хочет?

- Тебе что за дело? - крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.

3

На крыльце стоял Петя. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.

- Ты знаешь за что? — спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.

- За то, что папенька хотел отдать все подводы под раненых, - сказал Петя. - Мне Васильич сказал. По-моему...

- По-моему, - вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное* лицо к Пете, - по-моему, это такая гадость, такая мерзость, такая... я не знаю! Разве мы немцы какие-нибудь?... . Горло ее задрожало от судорожных рыданий*, и она стремительно бросилась по лестнице. Наташа, с изуродованным* злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.

- Это гадость! Это мерзость! - закричала она. - Это не может быть, чтобы вы приказали.

Графиня недоумевающе* и испуганно смотрела на нее. Граф остановился у окна прислушиваясь.

- Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! - закричала она. - Они остаются!...

- Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?

- Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже... Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка... Маменька, ну что нам-то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе... Маменька!.. Это не может быть!...

Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел* носом и приблизил свое лицо к окну.

Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.

- Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому-нибудь! - сказала она, еще не вдруг сдаваясь*.

- Маменька, голубушка, простите меня!

Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.

Mon cher *, ты распорядись, как надо... Я ведь не знаю того, - сказала она, виновато опуская глаза*.

- Яйца... яйца курицу учат... - сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.

- Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?... - спрашивала Наташа. - Мы все таки возьмем все самое нужное....- говорила Наташа.

Граф утвердительно кивнул ей головой*, и Наташа побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.

Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью* принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе; точно также, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.

Все домашние, как бы выплачивая* за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые выползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и все искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.

- Четверых еще можно взять, - говорил управляющий, - я свою повозку отдаю, а то куда же их?

- Да отдайте мою гардеробную, . говорила графиня, - Дуняша со мной сядет в карету.

Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома, Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно-счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.

Пояснения к тексту

ключница - მეკუჭნავე
толпа - ბრბო, გროვა, ხროვა, ხალხი
позволят ли - დამრთავენ კი ნებას
на цыпочках - თითის წვერებზე
старалась заворотить - ცდილობდა გადაეხვევინებინა
задремавшая - ჩათვლემილი
не переводя духа - სწრაფად, ამოუსუნთქავად
рассеяно - დაბნეულად
пустяки - უმნიშვნელო საქმეები
дворецкий - მსახურთუფროსი
благовестили к обедне -წირვის წინ ზარებს რეკდნენ
ты распорядись - შენ გაეცი განკარგულება
денщик - დენშიკი
похлопотать - ეშუამდგომლათ
воз - ურემი
ma chère - (ფრ.) ძვირფასო
то все дело наживное - ამას ყველაფერს იშოვი
пускай их свезут - წაიყვანონ
покорно плачевный - მორჩილად საცოდავი
дочиста вывезли - სულ მთლად წაიღეს
озлобленное - გაავებული, გაბოროტებული, გაბრაზებული
судорожные рыдания - გულამომჯდარი, გულამოსკვნილი ქვითინი
изуродованное - დამახინჯებული
недоумевающий - გაშტერებული, საგონებელში ჩავარდნილი
засопел - ასრუტუნდა
пристыженное за мать лицо - დედის საქციელით დარცხვენილი სახე
еще не вдруг сдаваясь - ერთბაშად არ დანებდა
mon cher - (ფრ.) ძვირფასო
виновато опуская глаза - თვალები დამნაშავედ დახარა
утвердительно кивнул ей головой - თავი დაუკრა მას თანხმობის ნიშნად
хлопотливость - გამრჯელობა, მოუსვენრობა, ფუსფუსი
выплачивая - აქ, სანაცვლოდ სამაგიეროდ