მარინე სიორიძე
(საქართველო)

ნებისმიერი ენის ფრაზეოლოგია - ესაა უძვირფასესი ლინგვისტური მემკვიდრეობა, რომელშიც აისახება სამყაროს ხედვა, ნაციონალური კულტურა, ჩვეულებები და რწმენები, ფანტაზია და ისტორია მასზე მოლაპარაკე ხალხისა. ამ შემთხვევაში კულტურა გაგებულია ანთროპოლოგიური აზრით, ანუ ხალხის ან ეთნიკური ჯგუფის მატერიალური, სოციალური და სულიერი ცხოვრების გამოვლენის კომპლექსი მისი განვითარების სხვადასხვა სტადიაზე ან სხვადასხვა ისტორიული პერიოდისა და ისტორიული პირობის შესაბამისად.

იდიომატიკის წყალობით შეიძლება არა მარტო ენის, არამედ მისი მატარებლის ისტორიისა და კულტურის წარსულის უშორეს წიაღში შეღწევა. როდესაც „წარსულზე“ ვლაპარაკობთ, ვგულისხმობთ ფრაზეოლოგიის შედგენილობაში ხმარებიდან გასული სიტყვების, სიტყვათშეთანხმებებისა და თანამედროვე თავისუფალი სინტაქსიდან უკვე გამქრალი სინტაქსური სტრუქტურების შენარჩუნების ცნობილ ფაქტს. თუმცა, ფრაზეოლოგიას დიდი მნიშვნელობა აქვს აგრეთვე ენაში მუდმივად ან ახლად მიმდინარე პროცესების შესასწავლად. ამ შემთხვევაში მხედველობაში გვაქვს სიტყვათა მნიშვნელობების სისტემის განვითარებასთან, ახალი ნიშნებისა და ახალი ფრაზეოლოგიზმების დაბადებასთან დაკავშირებული პროცესები; პროცესები, რომლებიც დაკავიშირებულია ჩვენი კომპეტენციის სრულყოფასთან ენის ფუნქციონირების შესწავლისას.

კავშირი ენასა და მასზე მოლაპარაკე ხალხის კულტურას შორის ფართოდ არის ცნობილი, ხოლო როდესაც საქმე იდიომატიკას ეხება, უპირველეს ყოვლისა, თვალში გვეცემა ამ ნიშნების განსაკუთრებულობა: ისინი იბადებიან თვით ადამიანთან, საზოგადოებაში ადამიანთა ქცევასთან, ადამიანთა შორის ურთიერთობებთან დაკავშირებული გარკვეული მოვლენების, შეგრძნებებისა და სიტუაციებისათვის ნიშნადი გამოხატვის მოძებნის აუცილებლობის გააზრების შედეგად.

ფრაზეოლოგიის კვლევას დღემდე დიდი ადგილი ეთმობა თანამედროვე ლინგვისტიკაში. ჩვენი ნაშრომის მიზანია ფრაზეოლოგიის შესწავლა კულტურის კონტექსტში. კულტურის კონტექსტი - ეს არის ადამიანის „ყოფითი გარემოს“ ერთ-ერთი სფერო. კულტურა - ადამიანის მიერ სამყაროსეული (ყოფითი) წყობის სოციალურ-ზნეობრივი გააზრების პროდუქტია, რომლის ფონზეც ყალიბდება პიროვნების თვითშეგნება. ამიტომ კულტურის განწყობები, რომლებიც პიროვნების ცხოვრებისეული ფილოსოფიისა და ცხოველქმედების ღირებულებითი ორიენტირების საფუძველს წარმოადგენენ, რეფლექსურად შეიცნობა. ისინი კულტურული საზოგადოების მონაპოვრად იქცევიან მათი ნიშანდების წყალობით. კულტურის განწყობები, რომლებიც მის „ენას“ ქმნიან, ეს არის მენტოფაქტები, რომლებსაც ნიშანდების ფუნქცია გააჩნიათ. ამ უკანასკნელის შინაარსი შეთანადებადია შემეცნების (ყოველდღიურ, მეცნიერულ, მითოლოგიურ, რელიგიურ და ა.შ.) ფორმებთან. იგი დაკავშირებულია აგრეთვე ამა თუ იმ საზოგადოების - ეთნოსის, ხალხის, ერის გაკულტურებულ მსოფლმხედველობასთან, რომელიც სამყაროს აღქმას მისი კულტურის პრიზმაში აირეკლავს.

„საყოველთაოდ ცნობილია, რომ კულტურის განწყობების კონცეპტუალური შინაარსის ნიშანდების ერთ-ერთ ყველაზე უფრო პროდუქტიულ საშუალებას წარმოადგენს ბუნებრივი ენა. ენათმეცნიერებაში, კულტუროლოგიასა და ენის ფილოსოფიაში საყოველთაოდ მიღებულად ითვლება შეხედულება, რომლის თანახმად, ფრაზეოლოგიური შედგენილობა (მყარი შესიტყვებები, რომლებიც წარმოადგენენ მის „მზა“ მასალას) ყველაზე უფრო გამჭვირვალეა ენის საშუალებათა მიერ ხორცშესხმული კულტურის „ენის“ კონცეპტებისათვის, რამდენადაც ფრაზეოლოგიზმების ხატოვანებაში აისახება სამყაროს ხედვის ქარაქტეროლოგიური ნიშან-თვისებები, რომლებიც ენის მატარებლის მიერ რეფლექსურად მიესადაგება ამ „ენას“ (2, 82).

ამა თუ იმ ნიშნადი ფორმის მიღებისას კულტურის განწყობები წარმოქმნიან (თუკი ე. კასირერის მეტაფორას მოვიშველიებთ) „სიმბოლურ სამყაროს“, რომელშიც სწორედ ადამიანი ახორციელებს თავის ცხოველქმედებას. ამგვარი აღნიშვნის წყალობით, ეს განწყობები კვლავ წარმოიქმნება და ტრანსლირდება თაობიდან თაობაში, რითაც იქმნება წანამძღვრები მათი ტრადიციული მემკვიდრეობითობისათვის სოციუმის თვითშეგნებაში. თუმცა, მათი კვლავწარმოქმნის მუდმივად შემარყეველი ინდივიდუალური ან ჯგუფური უპირატესობის მინიჭებები, ანუ ამა თუ იმ განწყობების შერჩევა ან სხვათა „უარყოფა“, რაც სხვადასხვაგვარი ცხოვრებისეული პრაქტიკისას წამოიჭრება, კულტურას დინამიკურობას ანიჭებს. კულტურის დინამიკურობა ვლინდება როგორც მის დიაქრონულ მოძრაობაში, ისე მასში სინქრონულად მოქმედ პროცესებში.

ნიშნადი პრეზენტაციის წყალობით, სოციოკულტურული დინამიკა შეინიშნება კულტურული თვითშეგნების ფორმებიდან მისი გამოვლენის ჩვენი თანამედროვე გაცნობიერებული და ქვეცნობიერი ფორმებით განსხვავებული ცხოვრებისეული პრაქტიკების კონტექსტში. მათში სოციალური ან სულიერი ორიენტაციის ფუნქციის მატარებელი კულტურული განწყობები ამჟღავნებენ პირდაპირ ან ირიბ კავშირებს კულტურის მითოლოგიურ შრეებთან, რელიგიურ გამოცდილებასთან, სამყაროს მხატვრულ-ესთეტიკური და მეცნიერული შემეცნების რეფლექსებთან და ა.შ. ეს საფუძველს გავძლევს განვიხილოთ კულტურა სემიოტიკურ ასპექტში, როგორც განსაკუთრებული „ენა“, რომლის ნიშნადი შინაარსი ასახულია საგნობრივად და ქრონოტიპურად განსხვავებული ტექსტების თეზაურუსებში ასახული მისი კოდების პანქრონულ ერთობლიობაში. ეფინებიან რა ერთმანეთს, ეს ტექსტები წარმოქმნიან ერთიან ინტერტექსტუალურ კულტურულ სივრცეს, რომელშიც მონიშნულია შინაარსობრივი ძვრების ხაზები (1, 21).

კულტურის სუბიექტების მიერ მისი სიმბოლოების გააზრება, აგრეთვე, მისი მოცულობა და რეფერენციული ასპექტი დამოკიდებულია კულტურის ტექსტის ქრონოტიპზე, მასზე გამოყოფილ თეზაურუსზე და, აგრეთვე, ამა თუ იმ ტექსტისათვის ნიშანდობლივ კოდებზე. აქედან გამომდინარე, კულტურის სიმბოლარიუმი, რომელიც მისი ლექსიკონის როლს ასრულებს, ესაა სივრცით-დროით განზომილებაში ფლუქტუირებადი ნაკრები მენტალური სტრუქტურებისა და მასში გამომუშავებული კულტურული თანასაზოგადოებისათვის დამახასიათებელი ცხოვრებისეული პრაქტიკების განწყობებისა. ეს ფლუქტუაცია დაკავშირებულია იმასთან, რომ რეალური (როგორიცაა გველი, ღამე ან დღე; საჭმელი, მსხვერპლშეწირვა, სიკვდილი და ა.შ.) ან „ინტელიგიბელური“ (როგორიცაა ალი, სული, იმქვეყნიური სამყარო, ბედი და მისთ.) ტაქსონების კულტურულად მნიშვნელოვანი გააზრების ან გადააზრების ტიპი დამოკიდებულია ამა თუ იმ კულტურულ თანასაზოგადოებაში ცხოვრების დომინირების ფორმებზე. სინამდვილის კულტურული გაცნობიერების ფორმებთან დაკავშირებულია, აგრეთვე, რეალური და წარმოსახვითი სამყაროების გაიგივების ხატოვნად ანდა გონებამჭვრეტელობით მოტივირებული ხერხები და, შესაბამისად, ცნობიერების ამ ფორმებისათვის დამახასიათებელი გადააზრების ტიპები და აღნიშვნის საშუალებები, რაც აისახება კულტურის ტექსტების ქრონოტოპებში.

ლექსემა „ცა“, ჩვეულებრივ, უკავშირდება ზებუნებრივ ძალებს. „ცა“ - მეუფების, ძლიერების, უზენაესის ადგილსამყოფელია. იგი აწესრიგებს სამყაროს. „სადაც ცაა, ღმერთიც იქ არის“. ცა ავლენს თავის ტრანსცენდენტობას, ძალასა და საკრალურობას. იგი უპირატესობის, ძლევამოსილების, ამაღლებისა და სულიერი განმანათლებლობის სიმბოლოა. ცის, როგორც მამაკაცური საწყისისა და მიწის, როგორც ქალური საწყისის ურთიერთკავშირის მოტივი გავრცელებულია მითოლოგიაში, სადაც ისინი გვევლინებიან ადამიანთა მოდგმის დედად და მამად. ზოგიერთი მითის თანახმად, ცა მიწას გაემიჯნა, რათა ამ უკანასკნელის ზედაპირზე სიცოცხლე ჩასახულიყო.

ცათაშინა ყოფნით მიღწეული ეს ძლიერება ვრცელდება მისგან წარმოქმნილ ელემენტებზე: მზეზე, მთვარეზე, ვარსკვლავებზე, ქარზე და სხვ., რომელთა ამოცნობასა და „მოთვინიერებას“ ადამიანები ოდითგანვე ცდილობდნენ. „ცა“ (უზენაესი) თავისი ღვთაებრივი სავარძლიდან წინასწარ განსაზღვრავს ადამიანთა ბედს. ჩვენ მიერ ჩატარებულმა კვლევამ გვიჩვენა, რომ როგორც ფრანგულ, ასევე იტალიურ ლიტერატურაში იგი სიმბოლოა: ბედისწერის: être écrit au ciel; cela était écrit au ciel (ფრ.) - ასეთია მისი ბედისწერა; è scritto in cielo (იტ.) - ეს ბედისწერით იყო ნაკარნახევი; stiamo sotto in cielo (იტ.) - ყველანი ღვთის შვილები ვართ.

ნეტარების მწვერვალზე ყოფნის: être au ciel (ფრ.); vivere in cielo (იტ.) - ღრუბლებში ფრენა; ღვთის წყალობის: nourriture du ciel (ფრ. ბიბლ.) - ღვთიური სიკეთე. manna celeste (dal cielo) (იტ.) - „ციური მანანა“. თხოვნა, ვედრება ღმრთისადმი: pour l'amour de Dieu [du ciel] (ფრ.). მაგალითად:

„- Ah! madame, pour l'amour du ciel, contenez votre joie! dit madame de Kleist; prenez garde qu'on ne vous entende!“ (G. Sand, La Fomtesse de Rudolstadt.)

ფრანგულ კულტურულ სოციუმში „ცა“ სიმბოლიზდება: ღვთის რისხვასთან: coup du ciel (d'en haut, de la Providence) - განგების ჩარევა; ღვთიურ საიდუმლოებასთან: pain du ciel - ზიარება; ზეციურ მადლთან: biens du ciel - ზეციური სიკეთეები. უზენაეს მსაჯულთან: à la face du ciel (en face de Dieu) et des hommes - ღვთისა და ერის წინაშე, ერისა და ბერის წინაშე; სამოთხესთან, სასუფეველთან: gagner le ciel (le paradis) სამოთხეში მოხვედრა; le royaume des cieux - სასუფეველი, წმინდათა სამკვიდრებელი ზეცაში.

„Elle se jeta sur le lit et se mit à pleurer. - Oh! pas de larmes! dit-il. Mais pour l'amour de Dieu, pas de larmes“ (R. Merle, Week-end à Zuydcoote).

იტალიურ კულტურულ სოციუმში კი „ცის“ კონცეპტი სიმბოლიზდება: ბედთან: gli è caduta la manna dal cielo - გაუმართლა, ბედმა გაუღიმა; ანგელოზებთან: milizia del cielo - ანგელოზები; ჭეშმარიტ სიყვარულთან: matrimoni e vescovati dal cielo son destinati - ქორწინება ზეცაში წყდება; ეკლესიასთან, ღმერთის სიყვარულთან: correre verso il cielo - ეკლესიაში ხშირად სიარული, (ბიბლ.) ღმერთია თავად სიყვარული.

ვარსკვლავი - ნიშანი მუდმივობის, სიფხიზლისა და მისწრაფების. ნიშანი იმისა, რომ ადამიანი სადღაც მიისწრაფვის, სურს ამაღლდეს საკუთარ თავზე. ვარსკვლავები, როგორც უზენაესის „ამალა“, მართავენ ადამიანთა ბედს.

როგორც ფრანგულ, ასევე იტალიურ კულტურებში „ვარსკვლავი“ სიმბოლიზდება ადამიანის ბედ-იღბალთან, მის ხვედრთან: naître sous une bonne (heureuse) étoile (sous un bon astre, sous un astre favorable, sous une heureuse constellation, sous une heureuse planète); naître sous une mauvaise étoile (sous un mauvais astre) (ფრ.); nascere sotto buona (cattiva) stella (იტ.) - ბედნიერ ვარსკვლავზე დაბადება.

ფრანგული მენტალიტეტის თანახმად, „étoile filante“ - ჩამქრალი, ჩამოვარდნილი ვარსკვლავი ასოცირდება სურვილის ჩაფიქრებასთან, ხოლო იდიომი „croire à l' étoile de qn“ - გჯეროდეს ვინმეს „ბედნიერი ვარსკვლავისა“ - რწმენასთან.

ლიტერატურულ დისკურსში „ვარსკვლავი“ ხშირად გაიგივებულია ჩამქრალ ვარსკვლავთან. მაგალითად:

„Simone. ... quand je vois une étoile filante, par exemple, je fais toujours trois voeux“ (P. Wolff et G. Leroux, Le Lys.).

იტალიურ კულტურაში კი „buona stella“ - ბედნიერი ვარსკვლავი წარმოადგენს ისეთი ღირებულების გასულიერებას, როგორიცაა იმედი, რომელიც ყველაზე გვიან კვდება. ფრაზეოლოგიური შესიტყვება „stella polare di qd“ - გზის მანათობელ ვარსკვლავად ყოფნა - სიმბოლოა ჭეშმარიტების ნათელი სხივისა, რომელიც გზას უნათებს კეთილის ქმნისაკენ.

მზე და მთვარე - ცის ორი თვალი, ვიტალურ იმპულსთა ორი პოლუსია. მთვარე - ღამის ქალღმერთი, სიზმრების მბრძანებელი, ნაყოფიერებისა და ოკულტური ძალის სიმბოლო. მთვარე განაგებს ადამიანთა ბედ-იღბალს.

როგორც ფრანგულ, ასევე იტალიურ კულტურასა და ლიტერატურაში „მთვარე“ თავისი ქალური თვისებებით (წარმოსახვა, აღქმა, მგრძნობელობა) ასოცირდება სენტიმენტალურობასა და მეოცნებე ხასიათთან, ნეტარებასა და განცხრომასთან: aller dans la lune (ფრ.); clair de lune - სენტიმენტალურობა; lune de miel, it. luna di miele - თაფლობის თვე, ქორწინების ნეტარება. vivere (essere, stare) nel mondo della luna (avere il cervello (testa) nel mondo della luna (იტ.) - ღრუბლებში ფრენა, ოცნება.

ფსიქოლოგები „მთვარეს“ უკავშირებენ გუნების შეცვლას: être dans une bonne (mauvaise) lune (ფრ). luna dritta (storta) (იტ.) - კარგ (ცუდ) ხასიათზე ყოფნა.

ფრანგული კულტურული სოციუმისათვის ფრაზეოლოგიზმი „voir la lune à gauche“ - მარცხნიდან მთვარის შეხედვა - ავის მომასწავებელი ნიშანია, ხოლო ფრაზეოლოგიზმი „il y a lune“ - ოჯახური უთანხმოება - ოჯახურ უსიამოვნებებზე მიანიშნებს.

იტალიურ კულტურაში „მთვარე“ სიმბოლოა: უკვდავების: il mondo della luna - აჩრდილთა ქვეყანა; უეცარი ვნებისა და უიღბლობის: colpo di luna - უეცარი ვნება; nato a luna schema - ნაკლულ მთვარეზე დაბადება.

„მთვარე“ აღიქმება როგორც რთული ამბივალენტური ხატი, ცვალებადი და ორგული, როგორც თვით მთვარის შუქი: volubile (mutabile) come la luna - არამყარი, ცვალებადი; guardare la luna - მერყეობა.

„მზე“ - ცის მბრძანებელი, მამაკაცური საწყისის ნიშანი, ენერგიის, სითბოს, სინათლისა და სიცოცხლის უკვდავი წყარო. იგი საფუძვლად უდევს ორი ძალის - სინათლისა და სიბნელის დაპირისპირებას სამყაროში. „მზის“ სიმბოლიკა ფრანგულ სინამდვილეში შედარებით მწირი აღმოჩნდა. „მზე“ - სიმბოლო ამქვეყნიური სიკეთეების: bien au soleil - სიკეთე; ძლევამოსილების: le Roi - Soleil - მეფე-მზე (იგულისხმება ლუი XIV); ადამიანის ძალაუფლებით აღჭურვის: le soleil levant - ძალმოსილი პიროვნება.

იტალიურმა სინამდვილემ კი მოიცვა სიმბოლოთა მეტი რაოდენობა: კეთილდღეობა: avere il capo nel sole - ცისქვეშეთში ადამიანის მიერ თავისი ადგილის მოპოვება; წარმატებულობა: avere qualcosa al sole - რაიმეს მიღწევა ცხოვრებაში; სამყაროს გული: girare quanto il sole - მოგზაურობა მზისქვეშეთში; ცხოველქმედების, ქვეყნად ახალი სიცოცხლის მოვლინების ძალა: dare al sole - გაჩენა, დაბადება; სინათლე, ჭეშმარიტება: mettere qd al sole - ვინმესთვის თვალის რაიმეზე ახელა.

როგორც ფრანგულ, ასევე იტალიურ კულტურებში „მზე“ მშვენიერების, სილამაზის, სრულყოფილების ეტალონად წარმოგვიდგება: beau comme le lever du soleil (ფრ.) - ცისკრის ვარსკვლავივით მშვენიერი; raggio di sole, occhio di (del sole) (იტ.) - მზეჭაბუკი, მზეთუნახავი, თვალისმომჭრელი.

მაშასადამე, ენა მართლაც წარმოადგენს მეტისმეტად რთულ და მეტისმეტად უხვ სისტემას იმისათვის, რომ გაჩენილიყო მხოლოდ როგორც ურთიერთობის საშუალება. ენის ფრაზეოლოგიური შედგენილობის შესწავლა კულტურის კონტექსტში - ეს არის ნაყოფიერი ნიადაგი იმ ენობრივი საშუალებებისა და ხერხების გამოვლენისა და აღწერისათვის, რომლებიც ფრაზეოლოგიურ ნიშნებად აქცევენ ამა თუ იმ კულტურისათვის ნიშანდობლივ შინაარსებს და ამით ანიჭებენ კულტურის „ენის“ ნიშნების ფუნქციას. გამოდიან რა ამ როლში, იდიომები არა მარტო გამოხატავენ და ახდენენ თაობათა შორის ტრანსლირებას, არამედ აყალიბებენ სხვადასხვა სემიოტიკური სისტემის უწყვეტ დიალოგში ხალხის - ენის მატარებლის თვითშეგნებას.

ლიტერატურა:

Marine Sioridze
Idioms Ethnocultural specificity of the French and Italian literary discourse
Summary

Idioms may be due not only language but also its history and culture of the past into the train. When the „past“ we are talking about, we mean phraseology composition in use since the last words of a modern free syntax has already lost the syntactic structures and maintaining the wellknown fact. The phraseology of the great importance of language in a permanent or new developments in the study. In this case, referring to the new signs and new phraseological statements birth-related processes, known principled stand of the Union has the competence to improve the functioning of language study.

Connecting language and speaking to people in general are widely known, but when it comes to Idioms concerns, first of all, we see the signs of peculiarity: they are born by the person, society, human behavior, human relations related to certain events, emotions and situations of significant expression of forms of understanding as a result of.

Марине Сиоридзе
Этнокультурная специфика идиом во французском и итальянском литературном дискурсе
Резюме

Благодаря идиоматике можно проникнуть не только в прошлое языка, но и в глубины истории и культуры носителя данного языка. Когда говорим о «прошлом», мы имеем в виду известный факт сохранения слов вышедших из употребления во фразеологических единицах, а также синтаксических структур давно исчезнувших из современного свободного синтаксиса. Однако фразеология имеет огромное значение в исследовании постоянных и новых процессов языка. В этом случае мы имеем в виду процессы, связанные с появлением новых знаков и фразеологических словосочетаний, которые связаны с совершенствовнием нашей компетенции в изучении функционирования языка.

Связь между языком и культурой народа носителя данного языка широко извесна, но когда дело касается идиоматики, в первую очередь, мы видим особенности этих знаков: они рождаются с человеком, с поведением людей в обществе, с переосмыслением форм знаковых выражений определенных событий, эмоций и ситуаций, связанных с человеческими взаимоотношениями.

Елена Сирота, Лилия Тринка
(Молдова)

Е. Косериу, вне всякого сомнения, можно назвать «классиком» в том смысле, какой вкладывали в это понятие Г. Гегель и Г. Гадамер: «классик - это не нечто сверхисторическое, а вершина бытия истории, по истечении времени прошедшее становится «не-прошедшем», а современным для любой эпохи».

Меньше десяти лет прошло со дня смерти Е. Косериу (1921-2002), но интерес к самым разнообразным аспектам его работ постоянно возрастает, что является несомненным доказательством ценности его наследия, порой более современного, чем нынешние работы. Многие проблемы, которыми занимался Е. Косериу, лежат не только в плоскости философии языка, но и в области языка, семантики, истории языка, лингвистики текста, и, безусловно, в будущем будут представлять интерес для молодых исследователей, находящихся в поиске новых научных открытий, использующих адекватные методы и приемы, которые основываются на солидной теоретической базе.

Е. Косериу относится к той плеяде великих лингвистов, чье наследие сохраняет огромное значение на протяжении длительного времени. Не случайно до сих пор существует огромное количество исследований, посвященных осмыслению его лингвистических концепций, связанных с проблемами философии языкознания, теорией и прагматикой описания ностратических языков. Так, профессор В. Звегинцев писал об одной из работ Е. Косериу «Синхрония, диахрония, история»: «Исследование в целом можно определить как стимулирующее мысль. Оно содержит немало интересных частных соображений. Оно увлекает своей темпераментностью и широтой, с какой ставятся проблемы. В нем ощущается горячее стремление к достижению подлинного единства науки о языке» (Звегинцев, 1963:142).

Е. Косериу по-новому рассматривает соссюровскую дихотомию синхрония-диахрония. В частности, он обращает внимание на следующие противоречия: а) пресловутого парадокса языкового изменения в действительности не существует: он объясняется смещением перспективы, проявляющемся главным образом в отождествлении «языка» и «синхронической проекции»; б) проблема языкового изменения не должна ставится в причинных терминах; в) антиномию «синхрония-диахрония» следует отнести не к плоскости объекта, а к плоскости исследования. То есть данная антиномия относится не к речевой деятельности, а к лингвистике; г) в концепции Соссюра можно найти элементы для преодоления указанной антиномии, но д) концепция Соссюра содержит существенную ошибку, мешающую преодолеть внутренние противоречия; е) нет никакого внутреннего противоречия между «системой» и «историчностью», наоборот, историчность языка обуславливает его системность; ж) в плане исследования антиномия «синхрония-диахрония» может быть преодолена только в истории и с помощью истории (Косериу, 1963:145).

Каждое явление, в силу своей особенной природы, имеет свою форму изменения как постоянно совершающегося процесса. Имеет такую свойственную ему форму изменения и язык. Его форма изменения такова, что оно не нарушает процесса общения, а потому для говорящего в момент общения язык представляется неизменным. Но в то же время очевидно, что именно в процессе общения и могут происходить изменения (Гречко, 2003:101).

Е. Косериу рассматривает проблему изменчивости языка: «Язык изменяется именно потому, что он не есть нечто готовое, а непрерывно создается в ходе языковой деятельности. Другими словами, язык изменяется, потому что на нем говорят, потому что он существует лишь как техника и совокупность закономерностей речи» (Косериу, 1963:184). Исследователь различает три основные проблемы языкового изменения: а) логическую проблему изменения (почему изменяются языки?); б) общую проблему изменения, которая, согласно его точке зрения является не причинной, а условной проблемой (в каких условиях обычно происходят изменения в языках?); в) историческую проблему определенных изменений (Косериу, 1963:182).

Синхронии, то есть непосредственному функционированию языка в речи, свойственна такая форма языковых изменений, которая не влияет на взаимопонимание говорящих, не нарушает процесса обмена мыслями. Е. Косериу тонко заметил, что в синхронии, с функциональной точки зрения, изменения «проявляются в наличии внутри одного и того же типа речи факультативных вариантов и изофункциональных элементов (Косериу, 1963:220). Изменения, по Е. Косериу, готовятся в языке «исподволь без нарушения действующих в языке функций языковых единиц… Задолго до выпадения какого-либо элемента из системы в норме языка уже существуют те элементы, которые возьмут на себя функцию эллиптированного» (Косериу, 1963:228).

Развивая эти мысли на основе наблюдений, Е. Косериу продолжает: «… В языке в течение длительного времени существует старое и новое - не только экстенсивно, но интенсивно (в форме «вариантов» и «изофункциональных» элементов)… В системе не появляется ничего такого, что до этого не существовало бы в норме, и, наоборот, ничего не исчезает из функциональной системы иначе, как путем длительного отбора, осуществляемого нормой» (Косериу, 1963:229).

Для изменяющейся, развивающейся системы само изменение того или иного ее элемента не есть отдельный акт, однократная замена одного элемента другим, а функционально длительный процесс их замещения. Эволюция языковых изменений включает преемственность. Но поскольку каждая единица имеет свою особую историю, определенную формальную, семантическую структуру - свою природу, то в силу этого замещающая единица не может быть абсолютно тождественна замещаемой. Эти две особенности эволюционно изменяющихся языковых единиц - тождество и отличия в пределах этого тождества - оказываются функционально необходимыми. Поэтому параллельные единицы на том или другом уровне могут сосуществовать исторически долгое время. Такая форма изменений обусловлена особенным характером существования и функционирования языка.

Е. Косериу и другие лингвисты считают, что реальный язык изменяется в своем конкретном применении; в то же время как инвариант он остается неизменным (Косериу, 1963:143). Именно неизменяемость языка как инварианта, по мнению Е. Косериу, обеспечивает общение в синхронии. С этим положением, на наш взгляд, трудно согласиться. Изофункциональные единицы в своем непосредственном функционировании и взаимодействии не могут не затронуть язык как инвариант, так как сам инвариант реализуется в вариантах: и движение последних и их расхождение не может не касаться языка. Нельзя не отметить, что и ряд других лингвистов, в частности, В. А. Гречко, отмечает: «Сравнивая в диахронии различные временные срезы языка, мы отмечаем не речевые изменения, а те которые затронули язык как общее, как инвариант, отмечая вместе с тем и тождество языка в этих двух его временных плоскостях» (Гречко, 2003:102-103).

Именно данная форма изменения языка позволяет по-другому представить себе такие его явления, как вариантность, синонимия, ассимиляция единиц различных уровней.

Е. Косериу различает изменение и инновацию. Изменение - это продукт эволюции языка как системы систем; оно предполагает преемственность и расхождение. Изменения тех или иных элементов языка, образующих в его общей структуре отдельные подсистемы, имеют частные причины, что, разумеется, не исключает сложных их прямых и опосредованных связей с целостной системой языка.

Инновации имеют индивидуальную природу, обладают частными, окказиональными функциями и значениями, хотя и создаются из элементов общего языка. «Все то, в чем сказанное говорящим (рассматриваемое с точки зрения языковых закономерностей) отклоняется от моделей, существующих в языке, на котором ведется разговор, может быть названо инновацией. Допущение инноваций со стороны слушающего в качестве модели для дальнейших высказываний можно назвать принятием» (Косериу, 1963:191). Инновация может стать общеязыковым фактом в том случае, если отвечает потребностям говорящего коллектива, тенденциям развития языка. Инновация возникает не как объективная внутренняя потребность системы языка, поэтому она не предполагает преемственности и расхождения в эволюции языка с соответствующими единицами того же порядка (Ср.: авторские неологизмы, индивидуальная образность, крылатые выражения, нарушение стандартной дистрибуции лексических и синтаксических единиц языка, что приводит к появлению семантических модификаций единиц лексического яруса языка. По мнению Е. Косериу, инновация не есть «изменение». Языковое изменение представляет собой распространение или обобщение инновации, то есть оно является рядом последовательных принятий. Таким образом, в конечном итоге всякое изменение - это прежде всего принятие (Косериу, 1963:192).

Вопрос об инновациях имеет отношение к сложной и неоднозначной проблеме о субъективном влиянии на язык, на его изменение и эволюцию.

Язык как объективное явление изменяется и развивается по своей внутренней логике, которая остается неизвестной рядовым носителям языка. Своеобразие этого развития заключается в том, что объективный его ход слагается из субъективных намерений речевой деятельности участвующих в коммуникации носителей языка. Здесь следует привести суждение А. А. Потебни о том, что язык, будучи орудием сознания, сам по себе создание бессознательного.

В связи с этим возникает вопрос о существовании определенной цели в объективном движении и развитии языка. Многие лингвисты, в том числе и Е. Косериу, оспаривают саму постановку этого вопроса.

Е. Косериу считает, что проводником изменений является речь. Если же мы зададимся вопросом о причине языковых фактов, мы необходимо должны выяснить целевую мотивацию этих изменений языка, - утверждает Е. Косериу, - как объективный факт, как историческая техника речи ни к чему не стремится и не может стремиться… Телеологический подход, при котором языку приписывается стремление к внешней объективной цели, должен быть отвергнут (Косериу, 963:302-303). Это суждение, по мнению ряда лингвистов, допускает внесения определенных коррективов. Речевая деятельность участников вербальной коммуникации, безусловно, имеет разновекторную целевую направленность. Однако совокупность таких иллокутивных факторов и образует те многочисленные типы актов речевой коммуникации, которые позволяют системе языка выполнять одну из своих основных функций - быть средством речевого общения в социуме.

Совокупность экстралингвистических и интралингвистических факторов, определяющих функционирование единиц разных ярусов языковой системы и в целом характер эволюции языка, несомненно, объясняет возможность сочетания и объективных причин языковой эволюции и тех явлений в речевой деятельности носителей языка, которые далеки от проявления бессознательного начала. Носителям языка не дано знать предопределенность цели, но определение или угадывание направления движения языка на основе сравнения в синхронии и диахронии изменяющихся фактов возможно.

Изменение - постоянно присущее языку свойство. «Язык создается посредством изменения, - утверждает Е. Косериу, - и «умирает» как таковой, когда он перестает изменяться (Косериу, 1963:303-304). Изменение языка - это не просто модификация раз навсегда созданной системы, а непрерывное её создание (Косериу, 1963:303-304). Система находится в постоянном движении и созидании, а язык тем самым пребывает в постоянном процессе систематизации. Изменения не противостоят системе, они не могут быть восприняты вне непрерывности языка. Изменения не могут происходить между двумя различными статичными состояниями языка; «состояние языка - это не статические этапы, а моменты непрерывной систематизации (Косериу, 1963: 340).

Исходя из положения Е. Косериу о том, что форма изменений языка представляет собой сосуществование изофункциональных элементов, можно прийти к выводу, что изменение не изолирований факт, оно предполагает системные отношения.

Многие положения концепции Е. Косериу, нашедшие отражение в работе, развивают, с одной стороны, идеи Фердинанда де Соссюра, И. А. Бодуэна де Куртенэ, В. Гумбольдта и, с другой стороны, оказывают влияние на исследование современного мирового языкознания.

Е. Косериу отмечает: «В структурах, составляющих язык, важно различать то, что является нормальным, или всеобщим (норма), и то, что является функциональным и дается в противопоставлении (система) (Косериу, 1963:173) и далее: «Система реализации в моделях есть система возможностей, координат, которые указывают открытие и закрытие пути речи говорящего, реализации в языковых моделях «понятной данному коллективу, норма соответствует не тому, что «можно сказать», а тому, что уже «сказано» и что по традиции говорится в рассматриваемом обществе. Использование понятия языковой нормы в лингвистике 20 века не случайно связывают и с именем Е. Косериу. Её определяют как «совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации (ЛЭС, 1990:331). Норма как результат отбора и фиксации языковых элементов в процессе их оценки является итогом коллективного представления о языке, но основывается на частном, индивидуальном употреблении языковых средств каждым носителем языка. «Отсюда проистекает возможность конфликта между их использованием в интерактивном режиме (on line) и языковым статусом этих единиц (Павловская, 2010:217).

По словам Е. Косериу, норма выполняет регулирующую функцию, поддерживая равновесие между внутренними (комбинаторными, дистрибутивными вариантами, различными системными изофункциональными) средствами, с одной стороны, и их внешними (социальными и территориальными) реализациями (Косериу, 1963:174).

Норма как универсалия, по-видимому, присуща всем языковым явлениям, реализуется на всех уровнях языка и служит, подчеркнем мысль Е. Косериу, для поддержания равновесия и устойчивости системы. Семантика нормы оказывает регулирующее воздействие на фонетические, словообразовательные, грамматические, синтаксические, текстовые, дискурсивные языковые процессы. В этом смысле понятие нормы ассоциируется с разновидностями порядка консерватизма и вследствие этого противопоставляется внесистемному. «Норма, безусловно, функциональна и динамична, так как является частью эволюционной системы языка, выступающей в качестве «самонастраивающегося адаптивного организма, готового к изменениям» (Павловская, 2010:217).

Норма, таким образом, подвержена изменениям и, вероятно, языковые факты в их нормативных и анормативных проявлениях находятся в отношениях взаимодополняемых и взаимообусловленных: норма стабилизирует употребление тех или иных языковых единиц, они же в процессе функционирования оказывают определенное влияние на норму. Для обоснования лингвистического статуса нормы на разных уровнях языка релевантным является понятие маркированности/немаркированности, впервые рассмотренное Р. Якобсоном и Н. Трубецким, продолженное Дж. Гринбергом. Таким образом, понятие нормы в применении к системе языка оказывается фундаментальным в концепции Е. Косериу в рамках дихотомии «изменение - инновация» в языке.

В заключение следует отметить тот факт, что Е. Косериу неукоснительно соблюдал принцип, на котором базируется лингвистика как наука культуры: «называть вещи своими именами». Этот принцип значил для Е. Косериу гораздо больше, чем «оседлание истории для одного частного случая», прием, который часто использовал Н. Хомский.

Прочтение Е. Косериу большинства лингвистических текстов объективно в том смысле, что главные темы его мышления (динамичность и креативность языка, три ипостаси языка: универсальность - историчность - индивидуальность, значимость, противоречивость и диалогичность структуры языка) объективированы и обобщены Е. Косериу и представляют собой не манипуляцию лингвистическими понятиями, а адекватное их отображение. Можно со всей очевидностью утверждать: Е. Косериу в своих работах убеждает читателей в правильности и адекватности его работ сквозь призму внутренней логики, развития фундаментальных понятий в рамках лучших традиций европейского языкознания.

Литература:

ელენა სიროტა, ლილია ტრინკა
ზოგიერთი ენათმეცნიერული მოვლენის ინტერპრეტაციისათვის ე. კოშეირუს
კონცეპციაში
რეზიუმე

სტატია ეხება ენაში ცვლილებების პრობლემებს. მასში გაანალიზებულია ცვლილებებისა და ინოვაციების ე. კოშეირუსეული განმარტებები. აღნიშნულია, რომ ინოვაცია არ წარმოადგენს ენის სისტემის ობიექტურ აუცილებლობას და ამიტომ არ მოითხოვს გაგრძელებასა და აზრთა სხვადასხვაობას. ნაშრომში განმარტებულია ენაზე სუბიექტური გავლენის კავშირი ინოვაცისთან, ენის ცვლილებები და მისი ევოლუცია.

Elena Sirota, Lilia Trinka
Eugen Coseriu - About Changes and Innovations in Language
Summary

The article deals with the problem of changes in the language. The author mentions that the isofunctional units in their direct function and interaction affect the language as an invariant, as the invariant itself is realized in variants. E. Coseriu's differentiation of the notions of change and innovation are analyzed. The author suggests that innovation does not appear as an objective necessity of the system of the language, that is why it does not presuppose continuity and divergence in language evolution with the language units of the same order. The connection of innovation with the problem of the subjective influence on language, its changes and evolution is identified.

Гульнара Диасамидзе
(Грузия)

Юмор имеет большое значение для развития личности и общения человека с другими людьми. Чувство юмора влияет на формирование оптимистического, гуманистического отношения к жизни, развивает самокритичность, способность видеть вещи под неожиданным углом зрения, лёгкость ассоциирования, являющиеся признаками творческого мышления, поэтому использование юмора необходимо в образовательном процессе. Например, с необходимостью перевести или пересказать анекдот на другом языке сталкиваются люди в повседневной жизни. Русские общаясь с иностранцами, не владеющими русским языком, хотят познакомить их с русским юмором. Говорящий рискует тем, что анекдот лишится эффекта и ему приходится отклонится от исходного текста. На наш взгляд анекдот может использоваться как учебный материал сочетающий себе как юмор, так и отражение явлений российской действительности, и поэтому должны найти широкое применение на занятиях по русскому языку как иностранному. Наблюдения на материале русского языка выявили, с одной стороны, по-чёрному изощрённую фантазию, а с другой стороны, - отнесённость действия либо к прошлому, либо к будущему, что наглядно демонстрируется в следующем примере: Киллер входит в комнату, где мило беседуют двое новых русских, и говорит: «Господа, разрешите я вас перебью?» Но о новых русских чёрный юмор присутствует реже.

В некоторых учебных пособиях авторы ставят своей целью представить лексику различных сфер деловой жизни России. Вопросы-шутки, по их мнению, будут стимулировать интерес учащихся, например, к истории денежно-финансовой системы России и активизировать процесс обучения. К некоторым вопросам-шуткам даны ключи. Например, Встречаются два «новых русских»:

- Кем ты сейчас работаешь?
- Уличным продавцом.
- Ну ты крутой! И почём сейчас одна улица?

Затем учащимся задают вопросы:
1. Чем занимается уличный продавец?
2. Что значит слово «крутой»?
3. Почему один из собеседников назвал другого крутым?

Ключи к заданиям:

1. «Продаёт товары на улице с лотка (открытого прилавка)».

2. «Это человек, который знает, как быстро и легко заработать много денег (как правило нечестным путём)».

3. «Решил, что его собеседник продаёт улицы».

Или, например, из дневника западного бизнесмена. Пятница. Банкет по случаю подписания контракта. Чуть не умер.

Суббота. Русские пригласили опохмелиться. Лучше б я умер вчера.

Вопросы:
1.Что значит слово «опохмелиться»?
2. Почему бизнесмен предпочёл бы умереть вчера?

Ключи к заданиям:

1. «Выпить спиртного, чтобы избавиться от слабости и головной боли, вызванных употреблением алкогольных напитков накануне».

2. «Опохмеляясь, некоторые люди, вместо того чтобы выпить немного, вновь употребляют значительное количество алкоголя и от этого чувствуют себя ещё хуже. Вероятно, в компании с гостеприимными хозяевами так произошло и с западным бизнесменом»

Юмор универсален, но при этом обладает национальной спецификой, отражающей черты национального характера того или иного народа, поэтому восприятие юмористических текстов представителем другой культуры может вызвать трудности. Например, слово «горько» у русских вызывает мысль о свадьбе, а у иностранца - в прямом значении. Такие ассоциации могут быть вызваны эмоционально-оценочным созначением у одного слова при отсутствии такого слова у другого народа. У разных народов различное восприятие юмора. Что смешно русским, других удивит или наоборот.

Существует особый тип речевого акта - юмористический речевой акт, цель которого не сообщить какую-то информацию, а рассмешить слушателя. Условиями успешности юмористического речевого акта являются: наличие у говорящего и слушающего одинакового социального и психологического опыта; их принадлежность к одной и той же культуре.

Юмористические тексты могут быть успешно использованы на занятиях по русскому языку как иностранному в качестве активизации познавательного интереса иностранных учащихся, а также богатейшего источника лингвострановедческой, страноведческой и социокультурной информации о стране изучаемого языка.

Предлагаемая методика также положительно влияет на развитие у иностранных студентов языковой догадки и умения адекватно воспринимать российский юмор.

Аутентичные юмористические тексты вызывают значительный интерес у учащихся, хотя они и сталкиваются при понимании таких текстов с трудностями. Однако эти трудности могут быть успешно преодолены с помощью комментария преподавателя.

В таких текстах часто используется прямая речь при выражении положительных или отрицательных эмоций. Перед выполнением этого задания имеет смысл поговорить со студентами об умении использовать разнообразные слова автора: это отнюдь не только сказал или писал, дальше которых в школах при изучении прямой речи часто не идут. Это могут быть слова с самой разнообразной эмоциональной окраской: иронически заметил, сердито буркнул, неуверенно пробормотал, продолжал ворчать, стал просить, зашептал, взмолилась, скомандовал, заорал, возмутилась, и давай кричать, бормотал про себя, кричит во всё горло, ахнула, воскликнула, покаялся, взмолилась, пригласил, приветствовал, высказал предположение, признался, заорал, всхлипывал, подсказал, завыл и т.п. Работа с этим пластом лексики обладает большими возможностями для развития речи обучающегося. Для примера можно привести ряд таких слов из любой книги.

Студентам предлагаем несколько изречений выдающихся людей. В задании они записывают их как прямую речь, добавив от себя слова автора. Например:

1. Математика - единственный совершенный метод, позволяющий провести самого себя за нос (А.Эйнштейн).

2. Длинная речь так же не продвигает дело, как длинное платье не помогает при ходьбе (Талейран Шауль, дипломат, мастер тонкой дипломатической интриги; последние годы жизни провёл в Америке).

3. Дураки больше всего говорят о мудрости, а негодяи - о добродетели (Пауль Эрнст, богослов ).

4. Шум ничего не доказывает: курица, которая снесла яйцо, часто квохчет так, как будто снесла большую планету (Марк Твен).

5. Лучшие философы на свете - мальчишки, у которых пробивается борода (Платон).

6. Мания величия - это когда мышь вообразила себя кошкой и сама себя съела (М. Светлов - сов. поэт. Он говорил, что улыбка хранила его поэзию. Под улыбкой он писал грустные стихи).

7. Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум. В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные, напротив, обладают способностью много говорить и ничего не сказать…ы (Ларошфуко, фран. писатель).

8. Если вы хотите забыть что-нибудь немедленно, запишите, что вы должны это запомнить (Эдгар По, американский писатель).

Мы думаем, что задания такого рода имеет смысл повторять, так как они совмещают и закрепление пунктуационного материала и развитие речи. Здесь показателями эмоций могут служить знаки препинания: многоточие, тире, восклицательный знак, а также восклицательный знак с вопросительным.

А вот тексты, которые можно считать образцами остроумия. Они могут пригодиться как при закреплении сложной темы «Слова автора внутри прямой речи», так и для развития чувства юмора у обучающегося. Например:

1. «Трудно ли бросить курить?» - спросили у американского юмориста Марка Твена. Марк Твен ответил: «Совсем не трудно. Я сто раз бросал».

2. Однажды, когда Маяковский был в Америке, ему сказали: «Какой вы высокий!» - «Что вы! - удивлённо ответил Владимир Владимирович. - Я самый маленький небоскрёб».

3. Один высокомерный помещик решил потешиться над ветеринаром и спросил его: «Вы и есть доктор для скотины?» - Да, я, - спокойно ответил тот. - А что у вас болит?»

4. У Ходжи Насредина спросили: «Когда несут покойника, то где следует находиться: позади или впереди гроба?» - «Только не внутри, - ответил он, - а там где хотите».

5. Во время французской революции толпа потащила аббата Мори к фонарю, чтобы повесить. «Станет ли вам светлее, - спросил аббат, - если вы повесите меня на этом фонаре?» Шутка спасла ему жизнь.

6. Одна дама обратилась с вопросом к польскому писателю Станиславу Ежи Лецу: «Скажите, это очень трудно - выдумывать всё из головы?» - «Что вы, - ответил он. - Из ноги было бы гораздо труднее».

7. «Гость подобен вдыхаемому воздуху, - гласит восточная мудрость. Если он входит и не выходит, хозяин задыхается».

Следующим этапом работы может быть самостоятельное дописывание коротеньких текстов собственными ответами, желательно остроумными. Например. Что бы вы ответили на месте Марка Твена?

Сначала учащиеся должны придумать свой ответ, а потом сверить его с нашим. Затем нужно написать предложение с тем ответом, который покажется им более удачным (это может быть и их ответ).

1. Однажды в прессе появилось сообщение о смерти Марка Твена. Он ответил в прессе же: …

2. Однажды Марк Твен получил по почте письмо, в котором было лишь одно слово: «Свинья». На следующий день он поместил в своей газете ответ.

Ответ

1. Слух о моей смерти слегка преувеличен.

2. Обычно я получаю письма без подписи. Вчера я впервые получил подпись без письма.

Мы часто приводим примеры этого американского писателя, в уста которого вложены слова об оружии смеха, перед которым ничто не устоит. В XX веке Марк Твен - признанный классик мировой литературы и при этом подлинно национальный писатель, открыватель той Америки, где трагическое соседствует с комическим, ужасное - с поэтическим. Один из величайших юмористов нового времени.

Работу учащиеся могут продолжить самостоятельно, сверяя свои варианты а нашими. Такая работа поможет правильно выразить разные оттенки удивления, раздражения, презрения, доверия, недоверия, уловить шутку или иронию. «Проблема выражения юмора осложняется, когда речевая деятельность осуществляется в письменной форме, потому что здесь отсутствуют такие средства, как интонация и другие средства, без которых выражение эмоционального состояния в устной форме практически не обходится» (Э.П. Шубин) (1, 85). Понимание юмористических текстов на неродном языке может служить показателем достаточного коммуникативного владения этим языком.

Литература:

1. Шубин Э. П. Языковая коммуникация и обучение иностранным языкам. М., 1972.

გულნარა დიასამიძე
იუმორისტული სამეტყველო აქტი პირდაპირ ნათქვამში
რეზიუმე

უდავოა იუმორის მნიშვნელობა ადამიანის პიროვნების განვითარებისა და სხვა ადამიანებთან ურთიერთობის თვალსაზრისით. მიუხედავად ამისა, იუმორისტული ტექსტები იშვიათად გამოიყენება სასწავლო პროცესში. ისინი შეიძლება წარმატებით გამოვიყენოთ რუსულის, როგორც უცხო ენის, გაკვეთილებზე, რაც უცხოელ სტუდენტებში გაზრდის ამ ენის შემეცნებისადმი ინტერესს. სტატია ასევე განიხილავს პირდაპირ ნათქვამს, კერძოდ, იუმორის გრძნობის განვითარების ჭრილში. შემოთავაზებული მეთოდი დადებით გავლენას ახდენს უცხოენოვანი სტუდენტების მიხვედრილობაზე და რუსული იუმორის ადეკვატურად აღქმის უნარს აყალიბებს. ავთენტური ტექსტების იუმორის კუთხით სწავლებამ სტუდენტების დიდი დაინტერესება გამოიწვია, მიუხედავად იმისა, რომ ისინი ამგვარი ტექსტების აღქმისას გარკვეულ წინააღმდეგობებს აწყდებიან. თუმცა, ამ სირთულეების წარმატებით დაძლევა სავსებით შესაძლებელია მაღალკვალიფიციური მასწავლებლის სათანადო კომენტარებით.

Gulnara Diasamidze
The comic speech act in direct speech
Summary

Significance of humor for development of personality and a person's communication with other people is indisputable. Even though humor texts are seldom used duing the study process they can be successfully used during classes of Russian as a foreign language, as a means of activization of cognitive interest of foreign learners. The article also discusses direct speech, in particular, for development of sense of humor which can be used during the Russian language classes. The offered method also positively influences development of contextual guess and ability to adequately perceive Russian humor by foreign students. Authentic humoristic texts sparkle significant interest among learners even though they encounter difficulties when comprehending such texts. But these difficulties may be successfully overcome with the help of a teacher's comment.

Лала Ахмедова
(Азербайджан)

Семантическая структура лексем микрополя «Нравственно-волевые качества человека» - широка и многопланова и прежде всего включает в себя эмоционально-оценочный элемент. Это такая структурная модель, которая построена по принципу «человек + оценочный признак» и в своих главных вариантах несёт потенциальную возможность пополнения состава ЛСГ в целом и общем новыми лексемами централизованного поля «Характер человека». В составе данного лексико-семантического поля по сравнению с лексемами, отражающими наиболее общие черты характера человека, а также отношение его к вещам, самому себе или окружающим, нравственно-волевые качества, безусловно, обладают более выраженными оттеками оценочности.

В свою очередь система оценочного словообразования современного русского и азербайджанского языков характеризуется как некоторой общностью, так и различием в определённых своих категориальных значениях. Например, можно выделить отдельные расхождения в аспекте продуктивности, регулярности, частотности употребления экспрессивных словообразовательных типов двух языков. Кроме того, позиции оценки по шкале «хорошо» или «плохо» не являются в данном случае константными, потому что некоторые слова с течением времени под влиянием сугубо лингвистических, а также определенных экстралингвистических факторов могут их частично и полностью утратить. Вместе с тем стилистически нейтральные в эмоционально-оценочном отношении слова могут перейти в разряд эмоционально-оценочных.

Нравственно-волевые качества характера человека представляют его прежде всего как самостоятельную (самодостаточную, или самоценную) личность, раскрывающуюся во всем своем разнообразии, то есть со своими индивидуальными чертами. Несложно установить, что, с одной стороны, это такие социально значимые волевые черты, которые отражают именно нравственнуюпозицию человека по отношению к чему-либо (шире - философскую проблему нравственного выбора вообще), а с другой - волю, в основном выражающуюся в его идейных внутренних убеждениях. Иными словами, нравственно волевые качества выявляют самую суть человека. Ведь они неразрывно взаимосвязаны, так как нравственность возникнет из воли, а воля в свою очередь как бы нацеливает на нравственность.

В добавление к перечисленному, укажем на целый ряд нравственно-волевых качеств характера человека, которые традиционно считаются опорными понятиями в современной психологической науке. Эта такие лексемы, как: актуализированная личность = акцентуированная личность, человек, самоутверждающий себя = самоутверждение. Параметрами решительности или серьезного отношения к любому порученному делу (вышеуказанная архисема «человек ответственный») в психологии обозначают термином самореализация. Из разряда сугубо психологических склонностей, отражающих решимость или волеизъявление, выделяют такие свойства характера: рискованная личность, то есть человек, склонный к принятию рискованных решений.

Как и в двух предыдущих главах нашего исследования, нравственно-волевые качества характера человека в современном русском и азербайджанском языках в основном представлены многочисленной группой имён прилагательных. Однако присутствуют и такие слова, как упорный - твёрдо, или стоически стоящий на своём решении - стоик и некоторые другие, на которые также частично будет направлено наше внимание.

Попутно заметим, что приведённые лексемы выражают исключительно индивидуальные признаки; они присущи только человеку и не подлежат прямой переадресовке. В нашем случае языковой материал сопротивляется этому процессу в том смысле слова, что искусственное соотнесение указанных лексем с человеком, характеризующих его отношение к профессии, семье или коллегам, отнесёт их в разряд другой лексико-семантической группы. В дополнение к отмеченному, укажем, что названные лексемы как в русском, так и в азербайджанском языках не могут быть отнесены к животному миру или неодушевленным предметам.

Интересно отметить и такое явление: если лексемы, выражающие общие черты характера человека с отрицательной либо положительной коннотацией, без нарушения логико-смыслового содержания можно транспонировать в виде экспрессивных предикатных слов, типа молоток (в значении молодец), пьянь (собирательно и об одном человеке), недоносок (о человеке неполноценном умственно или физически), шкаф (о большом человеке), кирюха (о пьянице), ханыга, ханурик (в значении прощелыга), кореш (дружок) и некоторые другие, которые были проанализированы нами в предыдущей главе, то подобные модификации с лексемами, отражающими нравственно-волевые качества характера человека, в конкретном случае решительно невозможны.

«Секрет» заключается в том, что названные нами лексемы, как правило, моновалентны, они не обладают той степенью маркированности, которая позволяет их свободно перемещать в границах различных стилистических пластов. Иными словами, такие лексемы, как честный, решительный, мужественный, смелый, отважный, моральный и другие (и соответственно их азербайджанский эквивалент) строго закреплены в современном литературном русском и азербайджанском языках, и их употребление в разговорной речи, и тем более в жаргонных вариантах, практически недопустимо.

В целях общего обзора приведём в начале настоящей главы некоторые наиболее яркие, на наш взгляд, примеры с ориентиром на тот факт, что нравственность в определённых случаях можно отделить от собственно волевой категории. В других же случаях эти понятия оказываются тесно спаянными между собой семантически и, как правило, неразрывны в контекстах.

Нравственно-волевые качества характера являются основой и вместе с тем гарантом решительности и непреклонности его действий. Считаем, что значительно проще, но главное, целесообразнее рассмотреть это правило на примере русских и азербайджанских пословиц, устойчивых выражений, поговорок и т.д. Ведь общеупотребительный характер позволяет сделать более правильные обобщения. В качестве иллюстративного материала приведём некоторые из них, чья внутрення структура не отличается особой сложностью или двусмысленностью.

В отдельных случаях в подгруппу (или микрокласс) «Человек трудолюбивый» можно включить разного рода умения или навыки. Здесь происходит, на наш взгляд, следующая трансформация понятий. Рассмотрение имён существительных труд и умение (навыки и т.п.) в одном ряду в качестве однотипных слов нравственно-волевой категории, вероятнее всего, неправомерно. Однако, в составе пословиц или поговорок в обоих языках они способны соприкасаться, образовывая необходимый сплав лексем.

Ярким нравственно-волевым качеством характера человека является смелость. Недаром говорят: смелость города берёт. В данном случае смеем говорить о гармоничном совмещении двух языковых пластов. Смелость - ярко выраженное волевое качество характера. Однако при изолированном рассмотрении данной лексемы в его антонимическом противопоставлении - трусость - симптоматично возникает понятие быть безвольным, а, следовательно, и безнравственным. В данном случае мы говорим уже о патриотизме, о любви человека к своей родине, а это глубоко нравственная категория. В то же время понятно, что человек, защищающий свою родину, рискует жизнью.

С другой стороны, продолжая аналогичные сопоставления, можно также отметить, что, в отличие от синонимичного выражения воинственно настроенный, в азербайджанском языке отмечается большее количество характерных лексем. В качестве сравнительно-сопоставительной характеристики отметим, что в современном русском языке воинственно настроенный (патриотически настроенный) иногда заменяется воякой, употребляемым исключительно в иронически-пренебрежительном стиле речи. По аналогии с таким переносом понятий различают, к примеру, лексему работяга в качестве обычной характеристики рабочего человека и одновременно с тем как контекстное волевое качество.

Сразу же подчеркнём, что все перечисленные примеры даны нами исключительно в целях краткой и обобщённой характеристики заявленной в заключительной главе основной проблемы, связанной со сравнительно-сопоставительной характеристикой нравственно-волевых качеств характера человека в современном русском и азербайджанском языках. У выше приведённых слов (трудолюбивый, работящий, честный и смелый) степень маркированности относительно невысока, главным образом, по причине неразвитости потенциально создаваемых ими вариантов. Поэтому при воссоздании общей характеристики поднимаемого нами вопроса есть необходимость ограничиться переводом на азербайджанский язык. Однако большинство других лексем в нашей работы окажутся поливариантными, и потому их дальнейший лингвистический анализ потребует не только более усложнённого подхода, но также и принципиально другой классификации по группам и классам (подгруппам или микроклассам) с собственными комментариями. Последнее составляет главный предмет исследования в данной главе.

Однако непосредственно перед лингвистическим анализом считаем крайне необходимым подчеркнуть актуальность состава искомой лексики в целом. Названные и многие другие лексические единицы рассматриваются как содержащие в себе характеристики поведения личности с точки зрения его собственных оценок, а также значимости нравственного выбора с позиций окружающих.

Существо поднимаемого вопроса заключается в том, что информация о нравственно-волевых качествах человека может оказаться неоднородной. С одной стороны, это характеристика с точки зрения его личных достоинств (собственного «морального кодекса» поведения, обнаруживающая себя в «добропорядочности», соответствующей каким-либо установленным в том или ином обществе этическим стандартам). С другой стороны, эта оценка положительных или отрицательных качеств характера человека с точки зрения желательности /нежелательности совершения им того или иного поступка, полезности/ вредности и т.п.

В свою очередь поведение личности может заключаться в конкретном контексте, который отражает данную оценку действий человека. Например, подтекст слова предосудительный (как поступка, не соответствующего общепринятому в обществе нравственно-этическому стандарту) в следующем высказывании Человек совершил действие, заслуживающее осуждения практически тождественно искомой лексемы предосудительный в предложении Человек совершил предосудительное действие и т.д. и т.п.

Иногда сфера действия, казалось бы, синонимичных лексем, отражающих нравственно-волевые качества характера, оказывается в такой степени широкой, что близкие значения между ними заметно стираются. Поэтому отметим, что близость значений слов - весьма широкое понятие. Например, такие слова, как честный, смелый, храбрый, отважный, сметливый, решительный, бесстрашный, расторопный, корректный, правдивый, искренний и т.п. сближены значениями, поскольку называют различные положительные качества человека. Однако внутри этой перечисленной совокупности лексем можно выделить некоторые отдельные группы (подгруппы) слов:

1. называющие положительные признаки человека перед лицом опасности (бесстрашный, безбоязненный, смелый, отважный, храбрый, решительный, напористый и т.д.);

2. называющие отношение к действительности (сметливый, догадливый);

3.называющие отношение высказывания к действительности, иными словами, определяющие отношение модальности (правдивый, честный, искренний);

4. называющие отношение к окружающим (корректный, аккуратный, осторожный) [последние, как видим, по формальным признакам хотя и могли быть предметом исследования в предыдущей главе на основе признака отношения к окружающим людям, коллегам, но в то же время зачислены нами в указанные подпункты по причине своей нравственно-этической направленности].

Попутно заметим, что ни в одной из вышеперечисленных групп слова не могут быть поделены по кому-либо тематическому признаку. Эти группы представляют собой предел проблемно-тематического членения слов, или «микротемы».

С другой стороны, область распространения лексем, отражающих нравственно-волевые качества характера, может быть даже в пределах одного небольшого контекста представлена антонимами. Например: «В слывшем угрюмым, нелюдимом Нобеле сочетались полярные волевые черты характера: удачливость бизнесмена и поражающая социальная беспомощность, страсть к наживе и безразличие к наградам, миролюбие и воинственность, меланхолия и страсть» .

Нравственно-волевые качества характера, как правило, не имеют такой чёткой противопоставленности, однако, как и в предыдущих случаях со словами, обозначавшими отношение к самому себе, коллегам, окружающим, предметам и т.п., объективно надлежит сопоставлять не отдельные лексемы, а определённый ряд с выделением подгрупп (или подклассов).

В качестве одного из примеров обратимся к семантике слов лексико-семантической группы «Человек решительный». С помощью выделения ядерной семы и еёвторостепенных (или периферийных) компонентов попытаемся определить дальнейшую синонимическую цепочку слов. Необходимо помнить и учитывать тот факт, что ядерная сема ярче всего выражает себя в непосредственном контакте со смежными семантическими признаками, которые, входя в определённые языковые комбинации в русском и азербайджанском языках, отражают всевозможные тематические и стилистические оттенки избранной нами центральной лексемы (ядерной семы).

Чтобы ярче представить эти семантические и стилистические оттенки в разного рода языковых комбинациях в двух языках, необходимо вспомнить из материалов двух предыдущих глав, что одна и та же сема может выступать как в качестве центрального (то есть ядерного), так и периферийного значений.

С этой целью перед началом лингвистического анализа определимся следующим образом: обязательная сема (центральная, базовая, ядерная, или так называемая архисема) представляет собой семантический компонент, который является общим в семантике всех единиц. Определяя более точно и конкретно название, можно сказать, что в совокупности этот семантический компонент образует микросистему - лексико-семантическую группу слов, которые в нашем случае будут включать в себя лексемы нравственно-волевого назначения. Кроме того, семантический компонент в общей семантике может образовывать и синонимический ряд, на что мы также обратим внимание.

С другой стороны, выделяется дополнительная сема (периферийная или факультативная). Её основное назначение состоит в том, что она представляет собой дополнительный компонент, представленный в семемах одного или одновременно нескольких слов одной и той же микросистемы. Центральные (ядерные) семы являются обязательными и служат важным объединяющим началом в системном членении единиц с нравственно-волевым подтекстом. Факультативные (второстепенные) семы, напротив, дифференцируют, различают слова. По такому признаку соответственно можно назвать их дифференцирующими.

Характерно, что современные языковеды по-разному определяют центральные, ядерные/дополнительные, периферийные семы. Например, И.А. Стернин в монографии «Сопоставительно-семантические исследования русского языка» при анализе лексем, характеризующих общие черты характера человека, настаивает на иной терминологии. А именно: центральные (ядерные) семы он называет постоянными, а периферийные - переменными. Но дело здесь не только в названиях. В связи с предстоящим анализом нравственно-волевых качеств человека надлежит прежде всего определиться в сфере их употребления. Именно этот признак положён в основу классификации И. Стернина.

Постоянными семами учёный называет те семантические компоненты, которые реализуются практически во всех случаях употребления данного слова. К тому же их отличительной особенностью, по мысли И. Стернина, является то обстоятельство, что они не зависят от контекста. В свою очередь переменные семы - это такие семантические компоненты, которые реализуются исключительно в определённых речевых ситуациях и соответственно зависят от контекста. Выявить все случаи употребления, равно как и речевых ситуаций означает правильно расклассифицировать некоторые лексемы, наиболее ярко обозначающие нравственно-волевые качества характера.

А теперь представим к анализу следующую синонимическую цепочку слов: «мужественный - смелый - решительный - храбрый - сильный - отважный - отчаянный - упорный», где доминантой служит по всеобщему определению учёных-языковедов, первое слово. Так, лексико-семантическая группа «человек мужественный», в нашем представлении, является частью более широкого и разветвлённогосегмента лексико-семантического поля «волевое отношение человека (или волевой акт) к осуществлению определённого поступка», занимающего в ней одно из центральных мест. Такое положение, на наш взгляд, определяется прежде всего актуальностью признака «отношение человека к тому или иному поступку или решимость его совершить в определённый момент». Этот признак следует считать системообразующим, что в свою очередь обусловлено его социальной значимостью.

Как будет показано, иллюстрируемое нами лексико-семантическое поле устроено несимметрично по той причине, что объём его единиц (прилагательные и образованные от них с помощью постфикса имена существительные) в отражении нравственно-волевых качеств личности с положительной или отрицательной стороны неодинаков. То есть, единицы, актуализирующие откровенно негативное, пренебрежительное отношение к совершаемому поступку (трусливый, нерешительный, слабый и т.п.), значительно превышают объём лексем, находящихся на противоположном полюсе - решительное, обязательное решение совершить мужественный поступок. Видимо, это явление в двух языках не случайное. Ведь волевой, а, точнее, морально-этической нормой и эталоном признаётся не безразличное и нейтральное, но именно волевое решение. Оно и выражается в качестве положительного (решительного) акта. Отклонения же от волевого решения человека объективно оцениваются со стороны негативно, осуждаются.

Как было доказано ходом исследования, признак сцеплённости устойчивых выражений с разными лексико-грамматическими разрядами позволил ярче и рельефнее представить один из возможных вариантов лингвистического анализа нравственно-волевых качеств характера человека, заявленного в сравнительно-сопоставительном аспекте на примере двух неродственных языков. Основываясь на методе разделения и одновременного сочетания ядерных (центральных) и периферийны (второстепенных) сем в синонимической цепочке слов, было дано целостное представление также и о семантической структурепри сравнении и сопоставлении буквально каждой лексемы в русском и азербайджанском языках. Одновременно с тем отдельные слова рассматривались как элементы лексико-семантических объединений разных уровней. Кроме того, методом синхронного анализа были выявлены ЛСГ прилагательных с базовым значением отдельных лексем и соответственно ЛСГ с развитием дополнительных и сложных новых значений, естественно, в пределах нравственно-волевых качеств характера человека.

Литература:

ლალა ახმედოვა
ხასიათის მორალურ-ნებელობითი თვისებების აღმნიშვნელი ლექსიკა რუსულ და
აზერბაიჯანულ ენებში
რეზიუმე

ლექსემის - „ადამიანის მორალურ-ნებელობითი თვისებები“ - მიკროველის სემანტიკური სტრუქტურა ფართო და მრავალმხრივია და, პირველ რიგში, გულისხმობს ემოციურ, შეფასებით ელემენტს.

ადამიანის ხასიათის მორალურ-ნებელობითი თვისებები წარმოაჩენს პიროვნებას, როგორც დამოუკიდებელ (თვითკმარ ან თვითშეფასების მქონე) ვინაობას, რომელიც წარმოჩინდება მთელი თავისი მრავალფეროვნებით, ანუ ინდივიდუალური თვისებებით.

Lala Akhmedova
Vocabulary of human nature's moral and volitional properties in the Russian and Azerbaijani languages
Summary

Semantic structure of lexical elements belonging to microfield of human nature's moral and volitional properties is very broad and multidisciplinary and contains, first of all, emotive and evaluative element.

Human nature's moral and volitional qualities present human as an independent person (selfsufficient and self-important) manifesting himself from the whole diversity, i.e. through individual features.

Диана Алания
(Грузия)

В нашу эпоху, в период социальных, экономических, и культурных сломов, русский язык в целом существенно изменился. Иначе и не могло быть. Находясь в постоянном движении, русский язык, «живой как жизнь», непрерывно развивается, совершенствуется, имея свое прошлое, настоящее и будущее. В соответствии с языковыми законами лексическая система постоянно перестраивается, она находится в состоянии непрерывного изменения, особенно в нашу эпоху, отличительной чертой которой является раскрепощенность языка, ослабление «внутреннего цензора» и как следствие - обилие всевозможных новообразований.

Новообразования последнего времени широко представлены в СМИ, в языке газеты, т.к. газета является одним из видов массовой коммуникации, разносторонне и быстро отражающей события каждого нового дня и чётко регистрирующей новые слова, значения и словосочетания.

В наш век лексика интенсивно пополняется в основном за счет заимствований: ранее из немецкого и французского языков, теперь - из английского языка.

Процесс заимствования иноязычных слов (в основном английских) оказался одним из наиболее активных и социально значимых языковых процессов современности.

В разные эпохи приходили к нам «чужие» слова. Заимствования были требованием жизни Английское слово в современном русском контексте - одна из примет «нашей эпохи». Английский язык (в его американском варианте) - главный донар эпохи; его влияние в разные языки мира, в том числе и в русский, существенны. Английский называют «современной латынью».

Следует заметить, что сейчас английские слова вытесняют не только русские, но слова раннее заимствованные из других языков и прижившиеся в русском языке (англ. Сендвич вместо нем. бутерброд; англ. слоганы вместо нем. лозунги; англ. дисплей вместо франц. экран и др.).

Несмотря на то, что в русском языке существуют некоторые лексические эквиваленты, свидетельствующие об отсутствии необходимости в заимствовании (консенсус-согласие, имидж-образ, коттоновый - хлопчатобумажный и др.), побеждает общий настрой: иностранное слово становится не только нужным, но и престижным. Английское стало неотъемлемой частью словаря даже на бытовом уровне (не говоря о социальном и научно-техническом).

Сегодня английский язык становится международным по причине политического влияния его носителей: США являются ведущей и развитой в экономическом отношении страной, оказывающей политическое и господствующее влияние на весь мир.

Экономическая и военная мощь США определила статус английского языка. Великая культура, литература, религия, созданные в прошлом, особые структурные свойства и лексические особенности английского языка вполне соответствуют запросам нынешней технократической цивилизации.

Современный мир вошел в ХХ1 век под знаком глобализации. Глобализация настойчиво входит в нашу жизнь. Лингвистический аспект глобализации выражается в появлении языка международного общения. Исторически сложилось так, что именно английский язык выполняет сегодня функцию языка международного общения мирового сообщества эпохи глобализации. По данным известного английского лингвиста Д. Кристалла, число людей в мире, говорящих на английском языке, составляет 1 млрд 100 млн, из которых только четверть признает английский своим родным языком. Для большинства людей английский второй язык повседневного и делового общения.

Динамика развития и новые тенденции определили конкретные изменения в русском языке ХХI века. В основном пополняется лексика (1) за счет образования неологизмов: долларизация - внедрение американского доллара в экономику; сэконд-хенд - бывшие в употреблении вещи; спичрайтер - автор речей высокопоставленного лица и др.; заимствований: аутотренинг, бартер, ваучер, дисплей, инаугурация, рейтинг, менеджмент, тинэйджер, файл, харизма, шейпинг, шоу-бизнес пиар и мн. др.; и семантических преобразований, основные из них:

1. деактуализация значений, отражающих советские реалии, значения которых уходят в разряд семантических архаизмов: партия (теперь какая?), первичка (теперь первичная организация любой партии) и др. В разговорной речи наблюдается воздействие экономики на жизнь слов: перестают употребляться глаголы «давать» (в значении продавать), «выбросить», «выкинуть» (в значении пустить в продажу) и др.

2. деидеологизация лексики: бизнес, бизнесмен, конкуренция, миллионер, коммерсант диссидент, предприниматель, буржуа и мн. др. слова в официальной печати употребляются без идеологического приращения.

3. политизация некоторых групп лексики: в сферу политических контекстов втягиваются слова изначально не имевшие отношения к политике: застой, плюрализм, диалог, раунд и др.

4. деполитизация некоторых политических терминов: «консенсус» употребляется в значении согласие в семье, в коллективе, в очереди, «плюрализм» может обозначать множественность мнений по любому вопросу, «конфронтация» - ссоры, «раскулачивание» - грабеж, слово «приватизация» стало употребляться в шутку со значением «незаконное присвоение», «ограбление» (прихватизация) и т.д.

5. метафоризация - выражение оценки общественно-политической ситуации.

Известно, что метафора не только прием изображения, это способ мышления, способ восприятия мира.

Вот некоторые примеры - метафор восприятия современности: поезд федерации, корабль реформ, экономическая реформа буксует, болезнь общества, атрофия власти, паралич власти, аллергия на контакты с прессой, злокачественная опухоль национализма, долларовая инъекция, болезнь суверенизации оказалась заразной, оздоровление финансов (экономики), акулы бизнеса и др.

В современном русском языке наблюдаются также особенности употребления лексики пассивного фонда, а именно, использование историзмов и архаизмов в функции номинаций новых реалий современной жизни, - дума, губернатор, гимназия, лицей, градоначальник, знатный, династия.

Следует заметить, что заимствования из пассивного фонда языка и новое иноязычное заимствование - могут приводить к возникновению конкурирующих синонимичных номинаций: спонсор, меценат, толстосум; мер, градоначальник, городской голова.

На новом стилистическом фоне просторечной языковой среды наблюдается также использование высокой книжной лексики: держава, федерация, державники.

Многие слова, связанные с религией, т.е. конфессиональная лексика, ранее табуированная, освоена современной литературой и публицистикой: милосердие, благословение, исповедь, собор, часовня, священник и др. Многие из них подверглись семантическим трансформациям, перешли в разряд беллетризмов, вошли в публицистическое клише: храм науки, алтарь победы, политическое евангелие, апостолы мировой революции и др. Некоторые используются переносно: молиться рынку, исповедь на заданную тему.

Интересно заметить, что в современные газетные тексты свободно включаются просторечные и жаргонные элементы, молодежный сленг и уголовное арго. Например: совок (советский человек); тусовка (сборище, гулянка, уличные посиделки молодежи) - элитная, музыкальная, литературная, религиозная, клевая (крутая), классная (грандиозная), великосветская; фанат - поклонник, любитель чего-либо; беспредел - насилие, убийство, бунт на зоне - заимствовано из уголовного арго; коррупция, подмазать, отстегнуть, рэкет, наехать, кинуть и др.

В русском языке блатным словам всегда находилось место, но никогда не было им так раздольно, как сегодня, потому что они выражают сущность реально существующих в обществе социальных отношении: демокрады, дермократы, дембанда, травка (наркотик), тундра (недалекий человек), колики (наркотики) и др.

Но лексика не только пополняется, но и что-то теряет, т.е. такие понятия, которые становятся менее важными, например: шурин, золовка, свояченица и др. В связи с тем, что изменились условия жизни (ранее семья жила компактно, теперь постепенно распадается). поэтому и нет надобности в употреблении этих слов.

Наблюдается и такое явление: язык постепенно навязывает новое:

Реальность навязывает изменение значений слов и выражений: звонить мог телефон, а не человек (метонимия).

Эксперты предполагают и предрекают (Майкл Краус - Michael Krauss), что к 2050 году исчезнет около половины всех языков мира, а к 2100 году исчезнет 90% (5, 10-14).

Что может быть в будущем с русским языком? Как подвластен он глобальным процессам, происходящим в мире? Может ли он когда-нибудь исчезнуть?

Русский язык будет существовать пока существует мир. Он не может исчезнуть по двум основным причинам: во-первых Россия самая большая страна в мире: она занимает одну седьмую часть поверхности Земли, а население России составляет примерно 146 млн. человек, около 85% из них русские. В России большую часть населения составляют люди, говорящие только на русском языке. Во-вторых, в России существует богатая русская литература.

Как видим, русский язык живет и развивается по своим исторически сложившимся законам. Из появляющихся новых слов и выражений войдут в сокровищницу его лексики только те, которые соответствуют его закономерностям, грамматическими нормам и звуковым особенностям.

Следует обратить внимание еще на то, что в новых социальных условиях XXI века возможности и задачи науки о русском языке существенно изменились.

Современное общество неоднородно, т.е. оно состоит приблизительно из следующих существенных слоев:

Очевидно, что самой многочисленной группой людей, заинтересованных в развитии науки о русском языке, является та, которая, изучив русский язык как родной, испытывает профессиональную и эмоциональную потребность его совершенствования в новых условиях.

Логика развития науки сегодня показала, что научные интересы специалистов по русскому языку переместились из лингвистической сферы в область культуры. Вопросы о том, как отражаются в русском языке и сознании такие концепты, как дом, природа, семья более интересны, чем вопросы о фонетике, морфологии, синтаксисе и т.д.

Науку о русском языке привлекают сегодня значение и смысл, которые определяют, как в русских словах отразились фрагменты действительности и что именно представляют собой конкретные участки русской картины мира.

Что же важно при изучении русского языка особенно как неродного на современном этапе?

По всей вероятности определяющим фактором является не значение грамматических принципов, а конкретная ситуация, в которой употреблено соответствующее предложение, и знание собеседника о том, что представляет собой та ситуация, которая описана речью.

Наука о русском языке, изучив свой предмет с позиций создателя речевых сообщений, может внести определенный вклад в культурологию.

В первую очередь, представляют интерес внутренние, интеллектуальные, духовные, эмоциональные и нравственные характеристики человека, а также те оценки, которые человек дает окружающему его миру.

Каково же положение русского языка сегодня в Грузии?

Русский язык, язык великой культуры, один из богатых и научноразработанных языков, до недавнего времени в Грузии занимал привилегированное положение, порой конкурировал с государственным, грузинским языком, являясь языком «межнационального общения».

Однако язык, как и любая историческая категория, подвластен глобальным процессам, которые корректируют и мотивируют масштабы и формы его распространения в мире.

Социальные перемены изменили статус русского языка в Грузии, официально он стал одним из иностранных языков. Фактически русский язык все еще является основным языком функционирования для определенной части населения Грузии, которое представлено не только грузинами, но и русскими, евреями, украинцами, азербайджанцами, армянами, греками, абхазами, осетинами и др.

Русский язык de facto является интерязыком в общении с соседями по региону (на Южном Кавказе, на Северном Кавказе). Сегодня на официальном уровне русский язык обслуживает национальные меньшинства внутри нашего государства в их контактах с представителями стран Ближнего и Дальнего Зарубежья, владеющими русским языком. Многие грузины и представители национальных меньшинств получили образование на русском языке; некоторые передачи по радио и телевидению ведутся на русском языке, выходят русские газеты, журналы, книги. В средних школах и ВУЗ-ах изучают русский язык, в университетах существует специальность - «русский язык и литература».

Русский язык в Грузии как и почти во всех бывших советских республиках, занимая скромное положение, продолжает, хотя не в таком объеме как прежде, функционировать.

В Грузии хорошо понимают, что потерять контакты с русским языком - значит ослабить связи с русской культурой, которая сыграла огромную роль в развитии грузинской культуры, да и сама впитала в себя идеи и образы непреходящей ценности. Два века общности - это время настоящего взаимного обогащения.

Следует признать, что владение русским языком на сегодняшний день является важной задачей. Коммуникация с негрузинским населением между народами осуществлялась и осуществляется при помощи русского языка.

Перспектива полиязычного развития в Грузии должна включать обязательное знание грузинского, английского и русского языков, знание других иностранных языков и языков национальных меньшинств, существующих в Грузии.

Литература:

დიანა ალანია
რუსული ენა თანამედროვე სამყაროში
რეზიუმე

სტატია ეხება რუსული ენის განვითარების დინამიკას XXI საუკუნეში, ლექსიკური სისტემის ცვლილებებს, რომლებიც გამოწვეულია ახალი ტენდენციებით, ახალი სოციალურ-პოლიტიკური პირობებით: გლობალიზაცია, აშშ-ის ეკონომიკური, პოლიტიკური და სამხედრო ძლიერება, რამაც განსაზღვრა ინგლისური ენის საერთაშორისო სტატუსი.

დღეს ინგლისური ენა ეპოქის მთავარი დონორია და გლობალიზაციის ეპოქაში ის მსოფლიოს თანამეგობრობისათვის საერთაშორისო ენის ფუნქციას ასრულებს.

ინგლისური სიტყვები ცვლის არა მხოლოდ რუსულ, არამედ უცხო ენებიდან ადრე ნასესხებ და რუსულ ენაში დამკვიდრებულ სიტყვებს; მიუხედავად ლექსიკური ეკვივალენტების არსებობისა რუსულ ენაში, იმარჯვებს ინგლისური სიტყვები.

თანამედროვე რუსული ენის ლექსიკა ივსება ნეოლოგიზმების, ნასესხები სიტყვების და სემანტიკური გარდაქმნების ხარჯზე (დეაქტუალიზაცია, დეპოლიტიზაცია, დეოდეოლოგიზაცია, პოლიტიზაცია, თანამედროვეობის აღქმის მნიშვნელობა და მეტოფორიზაცია).

თანამედროვე რუსულ ენაში შეინიშნება ახალი რეალიების ნომინაციაში პასიური ლექსიკის (ისტორიზმები და არქაიზმები), ახალი წიგნური ლექსიკის, მდაბიური ენის, ჟარგონების გამოყენება; ასევე ათვისებულია ადრე ტაბუირებული კონფისიონალური ლექსიკა.

თანამედროვე რუსული ენის ახალმა ტენდენციებმა გავლენა მოახდინა რუსული ენის შესახებ მეცნიერების განვითარებაზე: სამეცნიერო ინტერესებმა ლინგვისტურიდან კულტურის სფეროში გადაინაცვლა.

რუსული ენის, როგორც უცხო ენის, შესწავლისას მეცნიერებს დღეს იზიდავს ენით აღწერილი კონკრეტული სიტუაციის მნიშვნელობა, აზრი და ცოდნა.

სოციალურმა ძვრებმა შეცვალა რუსული ენის სტატუსი საქართველოში, ის გახდა ერთ-ერთი უცხო ენა.

ოფიციალურ დონეზე რუსული ენა ემსახურება ნაციონალურ უმცირესობას სახელმწიფოში; მეზობლებთან ურთიერთობაში რუსული ენა de facto არის ინტერენა.

რუსული ენა არსებობს და ვითარდება თავისი ისტორიული კანონებით.

Diana Alania
Russian Language in the Modern World
Summary

The article is dedicated to development dynamics of the Russian language in XXI century, change of lexical system, caused by new tendencies, new social-political conditions: globalization epoсh, economic, political and military power of the United States, which defined an international status of the English language.

Today the English language bears a function of a language of international relations for world community in globalization era.

The English language makes an influence on all world languages, being a key donor of the epoch. Its influence on the Russian language is substantial. Social events changed a status of the Russian language in Georgia; it has become one of the foreign languages. Actually, the Russian language still is a main language of communication for the definite part of community, not only Georgians, but also Russians, Jews, Ukrainians, Azerbaijanis, Greeks, Abkhazians, Ossetians, etc. The Russian language de facto is an inter-language for communication with neighbors in the region (South Caucasus, North Caucasus), The Russian language serves national minorities inside the state at an official level in their contacts with close and remote countries abroad, speaking Russian.

The author covers issues of changing the status of the Russian language in Georgian linguistic environment due to political, social and other reasons and discusses results of the state of things.

Irina Jobava
(Georgia)

Irony has attracted a great deal of attention and most research on the subject regards what ironic utterances mean and why irony is used instead of literal language, for instance, by Dews et al (1995) who has suggested that: speakers choose irony over literal language in order to be funny, to soften the edge of an insult, to show themselves to be in control of their emotions, and to avoid damaging their relationship with the addressee (Dews et al., 1995:347). Irony thus has a number of functions and when it comes to review writing, all of these functions apply. In order to attract readers, review writers might be funny and to show themselves as reliable sources that do not exaggerate they might try to soften the edge of their possible insults. It is also a politeness strategy, since irony can be used to avoid damaging relationships. What is more, Wilson and Sperber suggest that „irony invariably involves the expression of an attitude of disapproval“ (Wilson and Sperber, 1992:60); hence irony is used to remark on failure to meet expectations..

One of the main studies in pragmatics concerns how people understand utterances. In verbal communication irony is a commonly used form of nonliteral language in which the speaker means more than what is said. The standard treatment of irony in pragmatics goes back to Grice (1975). Grice states that people understand irony by recognizing that an utterance violates a conversational maxim and then deriving an interpretation that is consistent with the assumption of cooperative principle in communication. That is, people can detect ironic meaning by assuming the opposite of an utterance's literal meaning once the literal meaning is seen as violating the maxim of Quality („do not say what you believe to be false“). From this it follows that an ironic utterance conversationally implicates the opposite of what it literally says.

Consider an example taken from Grice (1975:53): (1) X is a fine friend. In case that X, with whom the speaker has been on close relationship until now, has betrayed a secret of A's to a business competitor, and that the speaker and the hearer both know this, the speaker says something obviously believed to be false. (1) is obviously flouting the first maxim of Quality („do not say what you believe to be false“). Thus, to Grice, (1) implicates „X is not a fine friend“.

However, as Sperber and Wilson pointed out, the opposite of the literal meaning as the interpretation of irony seems rather strong. Consider the following example: (2) I'll never be able to repay your help!

The speaker produces utterance (2) which shows ironic effect in the following circumstance. Peter promised to help Mary in her moving day. In that day, Peter, who was very muscular, moved only the clock across the floor. Then Mary, who was moving many heavy boxes, said to Peter. In this context Mary may flout the maxim of Quality but (3) cannot be seen as the implicature of (2): (3) I'll be able to repay your help!

Verbal ironies involve elements of exaggeration or caricature in hyperbole, litotes, sarcasm, and humor etc. In some cases, the speaker could be regarded as having said one thing and meant the opposite. There are also some instances in which the speaker communicates more than the opposite claim of what is said by using irony. Thus, Gricean approach is not enough to explain the indeterminacy of ironic utterances.

Relevance theory is a cognitive psychological approach which rests on some general assumptions about the mind. Sperber and Wilson (1995) analyze communication as decoding the linguistic meaning of words and making inferences based on contextual assumptions. This view shares Grice's basic assumption that communication is a process of inferential recognition of the communicator's intentions. But they developed Grice's maxim of Relation („be relevant“) as the central key to understanding communication. They have argued that a single „principle of relevance“ suffices for the entire area of inferential work for which Grice has invoked the maxims.

Sperber and Wilson suggest that human beings unconsciously and automatically create expectations of relevance in communication. The central claim of relevance theory is that the expectations of relevance raised by an utterance are precise enough to guide the hearer towards the speaker's meaning (Wilson 2002). The inference process is relevance-driven, which is based on human cognition; it is not derived from observing or flouting maxims or norms but a „cognitivelyendowed“ tendency (Wilson 2002). This claim is captured in the cognitive principle of relevance in (4) below and it differs basically from the Gricean approach because relevance theory does not assume the Cooperative Principle with maxims which communicators

are expected to observe.

Next example of irony is very obvious:
FLO: Where are you off to?
ANDY: Out!
FLO: Who with?
ANDY: This is none of your business:
FLO: When will you be back?
ANDY: When I'll please.
FLO: Loquacity is his strong point!

In the last sentence of Andy's wife, its ironical feature is very transparent: it expresses the opposite (he doesn't talk much) of the literal meaning (loquacity is his strong point), she utters a negative impression with a positive sentence. In this mini-dialogue Flo uses irony to deal with the fact that her husband does not acquaint her of his life, and above all does not seem to have the intention to converse with her. Through her utterance, she admits and recognizes Andy's lack

of „loquacity“ without afflicting herself, yet she uses irony.

In 1981 Dan Sperber and Deirdre Wilson published „Irony in the use-mention distinction“, a paper that leads to a meaningful change in the study of irony, leaving the figurative approach to consider the communicative framework in which irony relies. They start by underlining the failure of the semantic theory, according to which an ironical utterance would correspond to literally saying one thing and figuratively meaning the opposite. This approach becomes weaker when the traditionalist semantic theorists fail to give a clear explanation of some concepts like figurative meaning, like mechanisms for deriving the figurative meaning of a sentence and the reason why figurative utterances exist.

In semantic theory, irony is often described as a rhetorical device together with metaphor, metonymy, synecdoche, hyperbole and litotes and is a form of non-literal language. However, there is no consensus of the definition of irony.

Sperber and Wilson aim then to explain why ironical utterances are made, and above all how they can implicate the opposite of what they literally say; in doing this they neither refer to the notion of figurative meaning, nor to substitution mechanisms. They rather develop their theory basing it on the connection between linguistics and rhetoric. Even if linguistics is characterized by explicit rules and conscious theorizing, and even if rhetoric is merely part of everyday-life speech by means of metaphor figures and irony, their relation is based on intuition: they both are in fact branches of cognitive psychology. This kind of intuitive relationship aims to substitute stereotyped responses which only refer to cultural peculiarities or idiosyncrasies. Referring to the general theory of rhetoric, Sperber and Wilson claim that psychological and interpretive mechanisms do not vary from culture to culture. In a certain way, by this assumption, Sperber and Wilson do not recognize the major rhetorical categories for what they are. For instance, categories like hyperbole, metaphor and irony cannot be defined as „natural classes of facts“ and do not have defined roles in speech production and perception. They indeed

describe irony as an abstract notion, as a particular utterance producing particular effects, maintaining some similarities between effects and utterances in the perception of interlocutors.

The context helps to select and justify the right interpretation to then understand the intended meaning. Sperber and Wilson treat this argument by developing a theory of relevance, giving in this way an account on inferential communication that illustrates the way hearers recognize the openly intended interpretation of an utterance.

This explanation is based on determined assumptions, according to which first of all it is assumed that every utterance can be interpreted in a variety of ways compatible with the linguistically encoded information. Nevertheless, not all these interpretations simultaneously occur to the hearer, that is to say that certain types of implicature need more or less effort than others to get the intended meaning. This is the reason why the hearer has got a criterion to evaluate the interpretations, which helps him in recognizing the right one as soon as it occurs to him, with no need of building or evaluating alternative interpretations.

Sperber&Wilson's approach is also defined as cognitive approach, since it is based on human cognition, which is in turn relevance-oriented. This means that human mind considers information he/she believes to be relevant. Every utterance rises as a request for attention from the hearer, and it accordingly creates an expectation of relevance, around which the criterion to evaluate potential interpretations is built.

The theory of relevance is conceived in terms of efforts and effects, more precisely of processing efforts and cognitive effects. If the greater effort to derive cognition effects is made, then the lower relevance will be and the greater the risk to lose the hearer's attention will be too. The effort then depends on two main elements: the form in which it is presented and the effort of memory and imagination made to build an appropriate context. Cognitive effects are therefore achieved when new information interacts with a context of existing assumptions, and the greater they are, the greater relevance will be. In facts, the greatest possible effect for the smallest possible effort is the main ingredient to get maximal relevance; according to the cognitive principle of relevance, human cognition indeed tends to be adapted to the maximisation of relevance.

Proceeding with the analysis of ironical utterances, Sperber and Wilson underline the impossibility of distinguishing them just on the basis of voice's intonation. When for instance the intonation is not recognizable, it is necessary to recourse to external information that is to say to contextual knowledge, to mutual shared background information. But these authors argue that a situation in which the interlocutors may in some way miss external information may occur, being so forced to take the utterance in question as literal. From this point derives the difference between literal and ironical, a difference that is determined by speaker's believe, which is a precondition of the illocutionary act. According to Sperber and Wilson an ironical sentence like the following one: „What a lovely weather!“ could be rightly interpreted as an ironical utterance in which the speaker does not mean what he literally said, and lets the hearer understand what he believes is the opposite of what he has literally said. By means of this utterance the speaker might have been trying to express an opinion, not about the subject of his sentence, but about its content: the important point of ironical utterances is what they are about. If interpreted in a literal

way, the sentence would express less than what the speaker thinks: the speaker tries to bring to mind the exaggerated slowness of reaction which would be worth remarking, driving thus the attention to its content. In this case then, it is not important anymore what the utterance is about, but rather the mere content of the utterance. An ironical expression does not directly reflect the speaker's views; in these cases, in fact, he believes the opposite of what he says; ironical utterances are based on states of mind and not on what a speaker literally communicates.

- I was thinking of someone doing the can-can. „Oh, she said, reassured“. For a moment I was afraid you were thinking of your wife. Without knowing the background information it's difficult to understand the ironic implicature. In fact, a wife having affair with another woman is really thinking about his wife whom he left when she was dancing can-can.

Furthermore, to recognize irony one must be aware of the existence of two types of irony: standard and echoic. Standard irony is based on figurative meaning, which necessarily needs to be interpreted. But it doesn't seem to be the object of Sperber and Wilson's study: they rather concentrate on echoic irony, which is based on mention, and to be interpreted the participants to the speech act must recognize its status of mention. But here as well a problem rises: since the two processes are not clearly distinct, the intermediate cases can occur. Let us consider the following example: „It's a lovely day for a picnic!“ This sentence may echo earlier high hopes, constituting thus a case of echoic mention. May be the speaker said it while it was raining, showing how laughable it was when it started raining and he said the same thing. In this way, the speaker characterizes an inappropriate situation as ludicrous, through mentioning a proposition that echoes a preceding remark that after a certain time becomes irrelevant, that is to say through irony. If the speaker is just repeating the same words his friend uttered before it started raining, then he would not „use“ them, but rather „mention“ those words to convey his critical attitude towards the weather and his friend's previous expression.

But if an utterance contains an echo, this is not enough to judge it as ironic. This pragmatic definition of irony depends on the recognition of echo, that is to say that an utterance cannot be ironic if it is not possible to recognize any echoing. Ironic utterance must always be echoic; a nonechoic irony would be self-contradictory just by definition.

Irony is not just a matter of rhetoric or of language; this is why Gibbs speaks of irony in his work, „The Poetics of mind“. The title already gives the reader the impression that here language is just a reflex of the figurative mode of thinking while we conceptualize the events, the experiences we live, and even ourselves, through self-irony. Irony offers human beings the possibility to see tragic events as comic, and this is possible to the way we think, to the way we look at the world, that is to say the way we relate ourselves with people, objects and especially with feelings. Every human being has this component in his nature, and this is the reason why it is possible for a communicator to appreciate someone's irony.

Pragmatic approach of studying irony considers different communicative framework and different communicative goals, like being witty, putting someone at ease, rather than saving one's face. But the role he is particularly interested in is the social one. According to him irony has indeed the function of maintaining social relationships. This function can lead to two different results: jocularity and sarcasm. Jocularity is strongly characterized by humor and it is often used to chide someone in a jesting manner; in this way the speaker can maintain a relationship characterized by solidarity with his interlocutor. Sarcastic language instead is marked by bitter irony, which can be a sign of solidarity or of relationships of authority between speaker and hearer. But in these facets of irony there are no fixed rules, because the same utterance can be jocular to a hearer and sarcastic to another: this point reveals us again the importance of the hearer's role in dialogical interactions, and especially that of inference on final comprehension.

Being irony the result of impressions and attitudes, it becomes a way to express events conceptualization. And according to Gibbs, it is also a spontaneous way of communicating that is clear to people, in the sense that when irony directly and spontaneously creates an ironic situation, hearers easily identify it, while it could be more difficult in a situation in which irony reminds listeners of speaker's ideas or beliefs.

We see there is a mutual game between speaker and hearer: the first shows his communicative intentions by means of the various systems of signs, while the second recognizes and interprets the meaning of the message he has received attributing to it a determined communicative intention.

In ironic communication speakers show their communicative competence by successfully using linguistic and extra-linguistic expressions which effectively convey their intention in an indirect way. Therefore irony involves both the semantic and the intentional level of an utterance pronounced by the speaker, without compromising his own face and leaving the addressee with the responsibility of choosing a certain direction of sense among different options. In this way, the ironist holds an inviolable position, because he can always switch from the communicative meaning to the linguistic input, and vice versa.

Ironic communication is an important process of miscommunication for the freedom it offers and the relevance of the implicit that characterizes it. Irony is an opportunity to widen the communicative space between the interlocutors, increasing the number of combinations of their exchanges and relations, giving life to more possible communicative behaviors.

Thus, irony is not just a particular communicative strategy used to express our ideas through words that have the opposite meaning of the speaker's intention. In an everyday life context it constitutes an effective means to lead interactions: in fact it is based on the relationship occurring between the interlocutors.

Irony is a fascinating instrument to widen the communicative space interlocutors are in. Its lack of fixed rules offers a certain degree of freedom to the interaction that allows interlocutors enriching their exchanges and not limiting at the information and denotative level. This flexibility is reflected on language, on the number of exchanges that can occur between speaker and hearer and on the way communication and relationships develop.

Literature:

ირინა ჯობავა
ტექსტში ირონიის განსაზღვრისადმი პრაგმატული დამოკიდებულების ზოგიერთი
საკითხისათვის
რეზიუმე

წარმოდგენილი სტატია ეხება ენობრივ და რიტორიკულ დონეზე ირონიის შესწავლის საკითხებს. ირონია, როგორც კომუნიკაციის განუყოფელი ნაწილი, სხვადასხვა მიმართულების ლინგვისტთა ყურადღებას იპყრობს. ნაშრომში მოცემულია ირონიული კომპონენტის ანალიზი პრაგმატული დამოკიდებულების პოზიციიდან, რაც ითვალისწინებს მის ფუნქციურ თავისებურებებს, იმპლიკაციას, ინტენციას და საუბრის მონაწილეთა სამიზნე გარემოს. ირონიის პრაგმატული ანალიზი ტექსტში შესაძლებლობას იძლევა გამოიყოს ის, როგორც კომუნიკაციის განუყოფელი ნაწილი ადამიანის საქმიანობის ნებისმიერ სფეროში, მაგალითად, თავაზიანობის, დაცინვის, იუმორის ან გულგრილობის, უკამყოფილებისას ან დადებითი დამოკიდებულების გამოხატვის აუცილებლობისას, შეფასების ან შეუფასებლობისას. ასე რომ, ირონიული კომპონენტი ეფექტური ინსტრუმენტია პიროვნებათა შორის ურთიერთობების დარეგულირებისას და წარმატებული კომუნიკაციის მისაღწევად.

Ирина Джобава
Некоторые вопросы прагматического подхода к определению иронии в тексте
Резюме

Данная статья касается вопросов изучения иронии на языковом и риторическом уровне. Являясь неотъемлемой частью коммуникации, ирония привлекает внимание лингвистов различных направлений. Однако, текущая работа посвящена анализу иронического копонента с позиции прагматического подхода, который учитывает его функциональные особенности, ипликацию, интенцию и целевую установку участников беседы. Прагматический анализ иронии в тексте позволяет выделить его как неотъемлемую часть коммуникации в любых сферах человеческой деятельности, например, при необходимости проявления вежливости, насмешки, юмора или безразличия, оценки или недооценки, недовольства или положительного отношения. Таким образoм, ироническирй компонент является эффективным инструментом для регулирования межличностных отношений, для достижения успешной коммуникации.

Наталья Певная
(Грузия)

Язык - это лабиринт путей.
Л. Витгенштейн

Хрестоматийное разделение на тему и идею в процессе работы над художественным произведением, где под темой подразумевается буквальное содержание, а идея соответствует метафизическому значению, вероятно, устарело. По мнению Р. Барта, тематический элемент определяет экзистенциальную природу текста и структурирует «сеть … идей» с узловыми темами. Эволюция этих узловых тем в национально-культурном дискурсе становится предметом изучения тематических исследований отдельного произведения или цикла произведений одного автора или группы авторов. Универсальная тематическая парадигма, формирующая интертекстовую схожесть, генерирует топос анализируемого явления.

Тема метели, на наш взгляд, является одной из наиболее характерной и эстетически значимой в русской мифопоэтической и литературной традиции. В данной работе мы представим концептуальный анализ лексемы «метель».

Многие концепты, так же как и ряд концептосфер, на данном этапе лингвистических исследований представляют собой лакунарные пространства, заполнение которых позволит воссоздать приближенную к объективной концептуальную картину мира носителей русского языкового сознания. К числу подобных лакун относится концепт «метель».

Во всех естественных языках фиксируется конкретный способ перцепции и концептуализации мира (Апресян, 1995:7). С этих позиций лексическая единица рассматривается как концепт, в котором аккумулируются не только языковые, но и культурные данные, в совокупности своей отличающие данный этнос.

Наивная картина мира национально детерминирована, т. к. опосредована этноспецификой миропонимания и мировосприятия. Картина мира - это не зеркало, в котором отражается все сущее, «а именно картина», обусловленная призмой, сквозь которую воспринимается мир (Постовалова, 1988:24). В основе современной парадигмы анализа слова выдвигается тезис о концепте - репрезентанте единицы ментального тезауруса.

Когнитивные модели, организующие концептуальные области, демонстрируют реалии окружающей обстановки, гипотетические условия, воображаемые обстоятельства, отвлеченные понятия. Содержание одной концептуальной области может коррелировать с другой областью и создавать «онтологию» процесса когнитивного продуцирования ментального образа. И как следствие этого процесса категоризации и концептуализации мира «является признаваемая всеми когнитологами возможность описать «одно и тоже» поразному» (Кубрякова, 2004:486).

Процедура расшифровки вербальных реализаций предполагает обращение к лексикографическому, экстралингвистическому описанию анализируемой единицы.

В процессе онтологического исследования концепта первым шагом является установление значения основной лексемы, которая репрезентирует его в языке. Обращение к различным словарям дает возможность получить максимально расширенную узуальную картину языковой презентации данного концепта. На уровне языка лексема представляет предметно-понятийную область ментального конструкта.

Анализ словарных статей выявил прототипический образ концепта (ПОК) «метель», который можно представить в виде схемы:

Очень → сильное → действие & направление → масса → воздух → движение & снег

Семантические маркеры «действие» ↔«движение» ↔ «направление», этимологическое и диахроническое описание лексемы «метель» иллюстрируют механизм формирования концепта на языковом уровне [метель - от мету (Фасмер); метель - от мести (Даль)] и выявляют предикативную природу концепта «метель». Имплицитно в маркерах содержатся хронотопические признаки, т.к. для совершения действия и движения требуется время. В свою очередь движение и направление происходят в пространстве. Аккумулированные в ПОК пространственно-временные характеристики выявляют фреймовую структуру анализируемого концепта и актуализируют соответствующие «терминальные узлы» (Демьянков, 1996:187-189).

Cтруктурно концепт «метель», как ментальная единица русской языковой картины мира, является сложным концептом, т.е. фреймом - «ментальным пространством» - и состоит из коррелирующих узлов - базовых схем-образов: источник → путь → цель (Лакофф, 2004:358).

Следующим этапом процесса реконструкции фрейма «метель» является выявление его дискурсивных воплощений. В литературоведческой традиции тема метели коррелирует с темой пути, странствия, испытания, судьбы, инфернального. Тема метели в художественном изложении является разрушительной силой, модусом стихии. Согласно сложившейся традиции этот мотив начинается в русской литературе с пушкинских «Метели», «Капитанской дочки», «Бесов», где метель - это художественный образ, соединяющий предметное значение с символикой, загадочностью. Метель символизирует провидение, силу, нивелирующую и преобразующую, разрушающую и созидающую. Метель выступает как автономный образ художественного произведения, который манифестирует проявление таинственной силы, регулирующей и руководящей поступками героев. Тема метели в текстах трансформируется в тему дороги, пути, странствия, поиска. Ведь метель засыпает все следы, путник становится странником, пытается найти верное направление. Таким образом, метель возможно кодифицировать как прием, организующий образ героя в условиях жизненных трудностей, испытаний, ориентации в отношении принципов, решений и действий. Метель - своеобразный психологический тест, в процессе прохождения которого формируется персонаж.

Опираясь на вышеизложенное, на наш взгляд, тема метели может рассматриваться как один из приемов, формирующих травелог (Дискурс Травелога, URL: http://madipi.ru) - текст, повествующий о путешествии, о странствии. Понятие травелога еще не приобрело четкого определения в терминологической системе, что объясняется многообразием беллетристических и научных объектов, входящих в понятие травелога: это и отчеты путешественников и географов, и дневники, описывающие «путь» души, и романы о приключениях и путешествиях, и туристические справочники, и социальные сети в виртуальном пространстве. Как видим, диапазон огромен: от гомеровской «Одиссеи», джойсовского «Улисса» до бедекеровских путеводителей.

В каждой культурнонациональной традиции прием художественного описания путешествия, дороги, пути как символа поиска ответов на извечные человеческие вопросы определяется традицией и системой культурных ориентиров - культурных констант. В русской мифопоэтической парадигме таким проводником в универсум поиска является тема метели. «Жизнь - метель, снежная буря, заметающая пред путником дороги, сбивающая его с пути: такова жизнь всякого человека. Он - безвольное игралище метели-стихии: думает действовать по личным целям, а в действительности движется ее прихотью...» (Гершензон, URL: http://lib.rus.ec).

Источниками фактического материала исследования послужили прозаические тексты, объединенные общим мотивом, темой метели.¹

Анализ художественных текстов демонстрирует аксиологическую характеристику концепта. Личностная, индивидуально-авторская концептуальная и языковая картина мира реализуется на уровне идиолекта. В повествовании выявляются текстовые означающие концепта, затем на основании сравнения выявленных текстовых воплощений анализируемого явления, лексикографического описания концепта реконструируется обобщенное содержание множества форм выражения и выводится когнитивная модель концепта - контекстно обусловленная категориальная единица.

Для реконструкции дискурсивной модели концепта в тексте вычленяются сегменты (контекстное пространство нарратива - группа из нескольких фраз), в пределах семантического объема которых актуализируется анализируемый концепт и выявляется динамика распределения смыслов данной единицы повествования. Анализ вербальных воплощений на текстовом уровне показывает дистрибутивные характеристики концепта на фреймовом и языковом уровне как в интертекстуальных, так и индивидуально-авторских границах.

В художественном дискурсе слова с позиции когнитивного анализа рассматриваются сквозь призму фреймовой структуры, где анализируемый концепт репрезентирует некую ситуацию.

Семантические реализации и лексическое значение слова «метель» в контекстах русской художественной литературы выявили классификаторы этого слова: пропозициональные операторы - глаголы и прилагательные. Изучение дистрибуции употребления лексемы «метель» позволит выявить семантические пресуппозиции, т.е. синтагматическую обусловленность лексических компонентов. Однако операция по интерпретации не может обуславливаться лишь семантическим компонентом. Конвенциональное значение, принятое в системе языка, неотделимо от прагматического элемента. Прагматический аспект в процессе концептуального анализа обозначит границы, определяющие функционирование авторского употребления языкового выражения в конкретном контексте. Текстуальные реализации концепта, хотя и не представляют полную номенклатуру текстовых реализаций концепта «метель», то, по крайней мере, выявляют семантемы характерные не только для узуса, но и окказиональные употребления, которые составляют предположительный список реализаций концепта.

Данные, полученные в процессе исследования контекстуальной дистрибуции концепта «метель», представляют его языковую онтологизацию. Также, совокупность этих пропозициональных элементов - предикатов, атрибутов, объектов - демонстрируют индивидуально-авторскую интерпретацию данного концепта в текстах художественной литературы.

Для формирования контекстно-обусловленного значения концепта существенными являются межтекстуальные связи, которые образуют концептуальную сеть.

Повторимся, что структурно и функционально инвариантом для концепта «метель» является хронотоп. Тема «метели» в литературной традиции соединяется с типическими для дороги и путешествия атрибутами пространства и времени, что и дает основания выделять топос хронотопичности концепта «метель».

«Терминальные узлы» посредством ключевых слов в процессе интерпретации текстов продуцируют фрейм-сценарий «метель» и демонстрируют набор рекуррентных семантических признаков, сочетающихся с тематическими компонентами:/движение/состояние/ветер/снег/холод/дорога/длительность/звуки/смерть/судьба/насмешка.

Структура фрейма-сценария «метель» содержит конвенции пространства-времени, что предполагает актуализацию хронотопических маркеров как в конкретных текстах, так и в их сюжете, мотиве…

Анализ содержания семемы «метель», ее связей с другими семемами, выявил, что референция в представленных текстах совершается как к кодифицированному образу метели - явление природы - так и к архетипической составляющей: метель - враждебное человеку начало, результат действия злых сил.

Итак, прототип метели, актуализированный в контекстах, - агрессивное явление природы, вероятное опасное событие, бедствие, угроза для жизни. Схематично данные анализа представим в виде таблицы.

Очевидно, что анализ концепта, его материальных составляющих наиболее эффективен на уровне интертекста. Выход процедуры интерпретации за границы имманентной конструкции в разнообразный культурный контекст позволяет показать, какое значение в тексте принимает лексическая единица, номинирующая концепт. Таким образом, «текст подлежит наблюдению не как законченный, застывший продукт» (Барт, 1980:307-312), а включенный в другие тексты и коды интертекстовыми ассоциациями.

Литература:

ნატალია პევნაია
ცნება „ქარბუქი“ მსოფლიოს რუსულ ენობრივ სივრცეში
რეზიუმე

ქარბუქის თემა ერთ-ერთი სახასიათო და ესთეტიკურად მნიშვნელოვანია რუსულ მითოპოეტურ და ლიტერატურულ ტრადიციაში.

მოცემულ ნაშრომში წარმოდგენილია ლექსემა „ქარბუქის“ («метель») კონცეპტუალური ანალიზი.

ფრეიმ-სცენარ „ქარბუქის“ («метель») სტრუქტურა შეიცავს სივრცე-დროის კონვენციას და გვიჩვენებს რეკურენტულ სემანტიკურ ნიშნებს, რომლებიც შეესაბამება თემატურ კომპონენტებს: მოძრაობა/მდგომარეობა/ქარი /თოვლი/სიცივე/ხანგრძლივობა/ხმები /სიკვდილი/ბედი/დაცინვა.

Natalia Pevnaya
The concept of „snowstorm“ in Russian linguistic picture of the universe
Summary

Subject of snowstorm is one of the most distinctive and aesthetically important to the Russian literary and mythopoetic tradition. This article presents a conceptual analysis of the lexeme „snowstorm“.

The structure of a frame-script „snowstorm“ contains conventions of space-time and has shown a set of recurring semantic features, combined with the thematic components: motion/state/wind/snow/cold/road/duration/sounds/death/fate/ridicule.

_____________________

1. А. С. Пушкин «Метель», «Капитанская дочка»; Л. Н. Толстой «Метель»; В. А. Соллогуб «Метель»;

М. Булгаков «Стальное горло», «Пропавший глаз», «Собачье сердце», «Белая гвардия»; В. Сорокин «Метель».

Мака Качарава
(Грузия)

На рубеже веков человечество вступило в эпоху всеобщей интеграции, и в мире все чаще стали говорить об эпохе глобализации. В самом этом термине заложен принцип интегрирования («единения»), который пронизал ныне все области и сферы человеческого бытия. Объективные реалии последней трети минувшего века и начало века нынешнего свидетельствуют, что человечество торит путь к глобально-корпоративному миру - Pax Globalis, представляющему собой единое интегрированное мировое сообщество с его гармоничным целым.

Начало глобализации положила мощная мировая техническая революция и последовавшая за ней революция технологическая, что круто изменило облик всей планеты; произошли кардинальные изменения в средствах массовой коммуникации: созданы новые электронные системы, многофазное и многофункциональное телевидение, включая космическое, а также Интернет с его безграничными возможностями. Усилился обмен между культурами, налажива ются межконфессиональные отношения.

Сформировалось всемирное информационное общество. Все это объективно обусловило дальнейший процесс всемирной интеграции и не могло не оказать влияния на межгосударственные отношения и межэтнические контакты. Поскольку этнокультуры также не изолированы и не автономны, то они тоже становятся взаимопроницаемыми. Получают новое качественное выражение концепты интеграция и государственный суверенитет. Интеграционный процесс захватывает и языки, а с ними и их носителей. Вместе с тем в середине ХХ века возникла стратегия всемерного укрепления мира «золотого миллиарда», а точнее - строительства новой мировой империи Pax Americana, которая должна взять под свою власть природные ресурсы и богатства всей планеты. В основе жизненного принципа мира «золотого миллиарда» лежит мировосприятие консъюмеризма, то есть философии безудержного потребительства, когда превыше всего признаются сверхбогатые доходы. Но тут-то и возникают серьезные тупики с их социальнымпротивостоянием, которые еще больше углубились в наступившем третьем тысячелетии. Не убавил аппетитов американских глобализаторов, исповедующих теорию и практику Pax Americana, нынешний мировой финансово-экономический кризис.Крайне негативное воздействие «глобализация по американски» оказывает и на этноязыковую картину мира. Проблема языков малых и малочисленных народов, их взаимоотношений с языками больших этносов мира оказывается напрямую связанной с межнациональными отношениями. Нельзя не видеть, как за последние десятилетия возросло национальное самосознание, особенно среди малых народов. Но одновременно с этим самому существованию малых и малочисленных этносов угрожает всенивели рующий каток современной цивилизации, что порождает национальные конфликты. A на скольких языках говорит наша планета? Пожалуй, никто (даже специалисты) не даст на это однозначного ответа, поскольку в лингвистической науке нет до сих пор точных критериев отграничения языка от диалекта, говора и наречия. По данным исследований этнологов и лингвистов, в конце минувшего века планета говорила больше чем на 6 000 языках (8).

Однако эксперты полагают, что «за ХХI век «вымрет», по меньшей мере, половина их. А может и все 90%. Превратности истории в состоянии подорвать лингвистическое сообщество всего за каких-нибудь одно-два поколения; так что, если сегодня носители языка насчитываются тыся-чами, будущее может оказаться для их языка рискованным» (6, 79). Об «утухании» малых и малочисленных этносов и их языков убедительно свидетельствуют факты. Так, в конце ХVII века, когда начались первые контакты европейцев с австралийскими аборигенами, те говорили на 260 различных языках, а в настоящее время около 160 из них уже не существуют, и только два десятка насчитывают мало-мальски достаточное число их носителей (6, 79-83). Более того, обреченными на «угасание» оказываются не только малочисленные, но и большие этнические пласты. Есть в Пакистане 40-миллионный этнос - сирайки. Однако нынешние пакистанские власти проводят политику подавления этого языка, принимая его лишь за вариант языка пенджабского, потому и установили для сирайки статус «максимально миноритарного языка». Так языку большого этносаь уготована незавидная судьба. В октябре 2007 года в Куала-Лумпуре (Малайзия) проходила Международная конференция «Работая вместе по сохранению исчезающих языков: проблемы исследования и социальные предпосылки». Это была Одиннадцатая конференция Фонда исчезающих языков - Foundation for endangered languages (FEL). Пакистанский лингвист Сайка Асиф выступил на конференции с примечательным докладом «Сирайки: вопрос лингвистического съёживания». Ученый с болью говорил, что активнейшим посредником в содействии этому опасному «лингвистическому съёживанию», а потом и неминуемому «угасанию» ныне большого этноса выступает английский язык.

Словом, исчезающие языки - это острая международная проблема (3, 139-145), и более того - это и планетарная боль всего человечества, ибо на «лингвистическое съёживание» могут оказаться обреченными и другие большие этносы. По мере вытеснения многих «утухающих»языков малочисленных этносов возрастает роль нескольких основных, так называемых мировых языков. Изучение самых распространенных языков современности приводит к парадоксальному выводу: как отмечают исследователи, согласно прогнозу численности говорящих на самых крупных языках, на середину ХХI века роль английского языка уменьшается (9, 13). «Языковые последствия глобализации и компьютеризации неожиданны: несомненен провал идеи melting pot - котла, где будто бы перева-риваются все языки, заменяемые якобы американским английским» (4, 90). Об этом свидетельствует и прогноз численности к 2050 году говорящих на самых крупных языках, подготовленный The English Company U.K. А данные долгосрочного прогноза во многом неутешительны: так, в ближайшие десятилетия может исчезнуть вся кельтская группа языков; резко сократится количество говорящих на славянских языках: на украинском - до 41 млн человек, польском - 44, сербохорватском - 21, чешском - 12, белорусском - 10, словацком - около 6, а говорящих на словенском и македонском - останется по 2 млн человек (7, 474). Реалии бытияживых языков и их функционирование сегодня таковы, что они в каждом из социумов выступают в качестве важнейшего инструмента социально-речевой коммуникации, культурного, идеологического и политического воздействия на субъектов общения. Поэтому «появляется возможность говорить о некой из начальной самоорганизованности языка, о его активном воздействии на восприятие мира» (1, 182). Однако в синергетической картине мира язык - это не субстанция, составляющая «кирпичики мироздания», как это видится В.И. Аршинову и Я.И. Свирскому (1, 182), а «деятельность, один из типов человеческой действительности, один из способов человеческого поведения» (4, 212). Причем каждый из национальных языков оказывается включенным в единое системно-синергетическое поле, в котором постоянна эволюционно-поступательная интеграция живых языков. И этот глобальный процесс интеграции неостановим.

Обслуживая общество и социум в целом, каждый живой язык чутко реагирует на все социальные и другие экстремально-негативные состояния, когда в его систему вторгается хаос. Именно на таком этапе функционирования находится сегодня русский язык, испытывающий мощные бифуркационные процессы, когда в условиях созидающего хаоса происходит вызванная этим структурно-семантическая перестройка системы языка и всех составляющих его микроструктур («микромиров»). Русский язык вместе с другими языками, словно в зеркале, отражает все сложности нашего трудного времени: в языке, как и в жизни, образовался бизнес разрушения, вседозволенности и коммерциализации. В результате этого резко снизился общий уровень владения языком; при активном воздействии средств массовой информации неуклонно падает культура русского слова; вытравливаются интерес и любовь к русскому языку. Тысячекратно повторяясь на страницах ежедневной и периодической печати и обрушиваясь с теле - и киноэкранов, оруэлловский новояз разрушает, обессмысливает общенародный язык, проникая в наше сознание, искажая наше мышление. Оттесняется на периферию, делается маргинальным, «окраинным языком» язык Пушкина и Л. Толстого, Чехова и Шолохова; не тольков живую речь, но и на страницы газет и художественных произведений безнаказанно хлынула накипь непристойной и обсценной лексики. Как и другие языки мира, вовлеченные в орбиту глобализации, русский язык подвергается еще и все нарастающей экспансии American English, откуда в нашу речь вторглись «инопланетная» лексика электронно-вычислительных машин и космической техники, «птичий язык» рок-музыки и тяжеловесная терминология менеджмента, метастазы американской масскультуры. Мутным потоком хлынули слова-чужаки, лишенные присущего русскому языку фоноэстетизма: ноу-хау, саммит, имидж, менеджер, инаугурация и пр.; вместо привычного русскому слуху подростка звучит «чужой» тинейджер, а давно и прочно прижившийся в нашем языке футбол заменяется сокером… Все это выдвигает необходимость защиты русского языка, его экологии. А экология языка - это в первую очередь осознание его как великого национального и мирового достояния, забота о сохранении его роли как мирового языка. Словом, русский язык требует такой же активной защиты, как и сама природа - наша общая человеческая обитель, как памятники старины и величайшие творения искусств.Защита русского языка - это, собственно, и защита всех национальных языков России. Без этого немыслим не только расцвет, но и их сохранение. Раны, наносимые русскому языку, больно отзываются на всех национальных языках: вторжение в них American English ведет к их оскудению; они не обогащаются, а обедняются от чрезмерного и неуправляемого наплыва иноязычной лексики, умаляются возможности словотворчества на базе собственных языковых средств.

Русский язык - надежное средство межнационального общения на всей территории России; не утратил русский язык этих важных функций и в ныне. Правда, после распада Советского Союза наиболее ортодоксальные, националистически настроенные силы, перечеркивая былые тесные связи между всеми народами страны, стали разрывать межгосударственные, экономические и культурные отношения, - а русский язык был низведен до положения Lingua non grata (языка нежелательного); Так, на Украине, где 54% населения страны считает русский язык своим родным языком, со времени «незалежности» ежегодно закрывается более 130 русскоязычных школ. В Киеве сегодня только в восьми из 157 русских общеобразовательных школ ведется преподавание на русском языке, - и это в то время, когда в быту подавляющее большинство киевлян говорит только по-русски! В Туркмении из-за введения обязательного государственного экзамена по туркменскому языку в вузы страны в позапрошлом году было принято всего 18 русских студентов, в минувшем же и того меньше. Полностью ликвидирована система обучения на русском языке в странах Балтии. Происходит открытое унижение русского языка. Однако в условиях неумолимой поступательности времени человечество, выработав новое перспективное мироощущение и наращивая темпы глобализации «с человеческим лицом», не поддастся «глобализации поамерикански», а многообразие языков на лингвокарте мира будет и впредь оставаться надежным средством коммуникации и общения всех людей планеты.

Литература:

მაკა კაჭარავა
რუსული ენა მსოფლიოს ლინგვორუკაზე გლობალიზაციის პირობებში
რეზიუმე

სტატიაში გაშუქებულია გლობალიზაციის ეთნოლინგვისტური ასპექტები. გლობალიზაციის ჭრილში განიხილება პატარა ენებისა და ეროვნული უმცირესობების ენების დრამატული გაქრობის მიზეზები; ასევე საუბარია რუსული ენის როლზე თანამედროვე მსოფლიოში.

Maka Kacharava
The Russian Language in The Word: Through The Prism of Globalization
Summary

The article highlights the ethno-linguistic aspects of globalization. Through the prism of globalization, the author discusses the reasons for the dramatic fading away of small and minority languages and the role of the Russian language in the modern world.

Жанна Толысбаева
(Казахстан)

Ирена Кескюль - современный русскоязычный поэт Грузии. Её творчество удивительно тонко вобрало мотивы и образы мировой литературной традиции, основано на глубоких филологических знаниях, ярких метафорах, своеобычных ассоциациях. Поэтический образ И.Кескюль считывается с ведущих тем, непредсказуемых схождений-расхождений образов, очень личной интерпретации литературных текстов. В рамках данного исследования предлагается понять ведущий мыслеобраз, художественную эмоцию поэта через призму излюбленного Иреной Кескюль жанра сонета: в одном из последних изданных сборников стихотворений «Стихи - я» (1) опубликовано 23 сонета.

Интерес к жанру сонета неслучаен: он всегда тестирует поэта на степень элитарности художественного мастерства и оголяет самую суть драматически напряженного и гуманистически-просветленного переживания. Сонетное мышление закономерно активизируется на «сломах» эпох. Как показали наблюдения, на рубеже ХХ-ХХI веков в российской и русскоязычной поэзии Казахстана жанр сонета стал наиболее реконструируемым и трансформируемым.

Сонет - жанр, мирообраз которого основан на идее диалектического единства всех конститутивных элементов мироздания. Философия жанра сонета художественно воплощает вечную идею борьбы за идиллическое равновесие. Гармония формы и содержания, которыми традиционно маркируется сущность сонета как жанра, по существу, есть глубочайшая иллюзия, читательский «обман зрения». Несовершенный на зримо-строфическом уровне (громоздкое «тело» катренов держится на значительно укороченных «ножках» терцетов), насыщенный противоречиями в содержательном аспекте, сонет представляет художественно-эстетический феномен перерождения: он преодолевает реальность осязаемой материи строф, строк, содержания за одну возможность прикосновения к иллюзорной гармонии Бытия. Та завершенность эмоции, поэтической мысли и образа, которая традиционно связываетсясо спецификой упорядочивающего мирообраза сонета, фактически несет в себе информацию сдвоенного характера. Завершающий мыслительный акт, именуемый в сонете «синтезом», возвращает мысль в начальную поэтическую ситуацию, размыкающую философско-художественное пространство Бытия-текста в бесконечность нуля, и подчеркивает бессилие лирического героя постичь совершенство мира путем аналитики. Так реализуется одно из назначений метафорически яркого оформления мысли в последнем терцете; этот тип манифестации жанрового мирообраза нацелен на выравнивание формально-художественного «несовершенства» сонета и в то же время фиксирует свершившуюся «катастрофу образа».

Основным условием возрожения сонета является необходимо сохраняющаяся норма разрушения, имеющая свой предел допустимости - ядро жанра сонета. Соответственно, «набор» жанрообразующих признаков сонета существует в современном литературоведении как некий призрачно-виртуальный эталон. И если в других жанрах отношение между моделью жанра и его художественно воплощенным вариантом соответствует закономерности отношений «общее - индивидуальное», то уровень мастерства сложения сонетов в современной поэзии измеряется не степенью соответствия традиции, но качеством ассимиляции сонета, продолжающего конструировать свой гармонический мирообраз даже в ситуации предельного нормативного развоплощения.

Что и как трансформируется в сонетах современного грузинского поэта? Формальный канон сонетов Ирены Кескюль остается быть достаточно крепким: сохраняется Я5, классический тип рифмовки, выдерживается лексико-стилевой монизм и даже традиция называния жанра в заглавии текстов. Но последнее, по общему наблюдению, присуще тем поэтическим экспериментам, которые основательно разрушают канон на формально-поэтическом уровне. Ирена Кескюль не «играет» в деконструкционные игры. Преобразуя-переосмысливая картину своего мировидения, автор идет гораздо дальше, а именно: разрушает глубинный мирообраз сонета. Номинативный канон идет вразрез с самой картиной мира жанра сонета, т.к. диалектика развития художественной мысли выводит не к гармонически-примиряющему прозрению, но к отрицанию самой возможности бесконечности любви как основной формы жизни. В этом отношении есть основание предполагать, что картина мира сонета И.Кескюль преобразуется под воздействием другого жанра - элегии. И такой симбиоз жанров в рубежную эпоху тоже неслучаен. Элегическая картина мира возрождается в ситуациях, когда перемены в частной и общественной жизнях разрушают представление о существовании высшей бытийной целостности. Таких перемен в последние годы в мире было немало.

Примечательно, что интимно-закрытое элегическое сознание лирической героини, её отстраненность от окружающего мира может позиционироваться как в тезе, так и в антитезе, и тем более - в финальной части сонета. Так, сонет «Судьбы сплетая нити…» развивает мифологический сюжет на вечную элегическую тему смешения любви с предвечной тоской. Но в последней, 15, строке (так называемой, «лишней» строке), элегическое бессилие героини опрокидывает крик, попытка действенно вымолить у небес счастье вечной любви:

О моя Парка, пощади любовь! (1, 27).

Сонет «Весталка. Храм. Багряная заря…», наоборот, завершается элегическим признанием:

Лишь на пути забрезжит счастья свет, -
Ты глянешь вдаль, а будущего - нет (1, 20).

Из элегической традиции начала ХIХ века в сонеты И.Кескюль перешли традиционные словообразы (печали, уныния, смерти) и интонации, продолжающие поэтику «школы гармонической точности» (Л.Гинзбург). Воздействие элегической тональности настолько велико, что даже сонетный драматизм органично вписывается в картину мира печального восприятия текущей жизни:

…А в небе бьется радостная стая,
Как в скорби, утонув в апсиде туч… (1, 25),
Твой град - стремление в колонны,
В пустую высь полдневной тьмы… (1, 39),
…И скрипки зазвучат ещё капризней,
Как красоту, оплакивая тлен… (1, 46)

Основное художественное переживание сонетов соотнесено с темой любви. В отличие от своих современников, нацеленных на постмодернистское пародирование, И.Кескюль хранит верность высокой традиции сонета. В спектр поэтической аналитики выведены вопросы вечно-бытийного значения. Античные и библейские образы ничуть не мешают автору передать свою очень личную и современную исповедь о любви. И это ещё одно отличие её «сонетного почерка». Центрируя вокруг себя микромодель вселенной, лирическая героиня ни в одном сонете не замыкает художественный мир на себе, но декларирует диалог «я - ты»:

…Останемся над бездной - ты и я… (1, 30),
…Мы вечность. Вечность жизни - ты и я.
Два пасынка судьбы. Полет. Две раны… (1, 25).

Поиск второго я прочитывается в посвящениях («Ф.М.Достоевскому», «Юлиушу Словацкому»), в эпиграфах (например, в тексте «Сонет. Роли Каллиопы» (1, 46), в сюжетах сонетов на бытийные темы.

Сознание лирической героини сонетов И.Кескюль отличает абсолютная погруженность в мир собственных переживаний и фантазий. Очень важной характеристикой является выраженное позитивное отношение к метафизическим ценностям. Следует заметить, что библейская «синусоида» воскрешения используется многими авторами-сонетистами для декларации религиозных взглядов. Но сонеты Кескюль размыкаются не моментом познания истины или духовного пробуждения героини. Для героини истинно драматичной становится история Любви с неизбежным расставанием, уходом от Него-любимого:

Но там, за Плача весною стеной.
В грядущих жизнях - будешь ли со мной? (1, 30)

Наиболее активное участие в формировании картины мира сонета принимает организация художественного пространства и времени. В текстах И. Кескюль ведущей является ассоциативная организация, ведомая прихотливой мыслью-образом-переживанием героини. Логику «закругленного» художественного пространства и времени сонета традиционно поддерживает разворот мыслеобраза, нацеленный на возвращение к Началу:

О моя Парка, пощади любовь! (1, 17),
на завершение, парадоксальное подытоживание:
…Хоть нет тебя, а я давно слепец,
Мы на Итаке вместе. Наконец (1, 10),
замыкание бессмысленно-бессодержательного пространства:
Мы вспыхнем вместе. И погаснет свет (1, 56),
Здесь памяти конец и изречений.
Ведь души не отбрасывают тени (1, 25),
обретение иных приоритетов:
И новый век у страшного порога,
Твой том захлопнув, вспоминает Бога (1, 67),

а также смену регистров интонации, введение иного решения, иного видения ситуации. Примечательно, что в отличие от доминирующей в российской и казахстанской поэзии традиции размыкать художественное пространство сонета в бесконечность целостности, И. Кескюль проходит мимо этого варианта «хэппи энда», и дает в каждом сонете гораздо более драматичный абрис своего мироощущения.

Диалектическое развитие сюжета и темы современный сонет выносит на синтаксически-маркированный уровень. Выдвинутость союзов «а», «но», «и» в сильную позицию начала стихов позволяет обнаружить семантические «стыки», переводящие поэтическую мысль из одного регистра содержания в другой. Традиционно диалектическое содержание обнаруживают сонеты, в которых во втором катрене употреблены союзы противительного, а в терцетах - соединительного значения. Но сонеты И. Кескюль уклоняются от этих норм. К примеру, в сонете «Моя любовь, ко скольким берегам…» насчитывается 4 противительных союза, из которых 3 вынесены в сильную позицию начала стиха, а в сонете «Всё возвращается на круги своя…» единственный союз «но» появляется в предпоследней строке, маркируя непрекращающееся и нерегламентируемое диалектическое перетекание мыслей и образов.

Основные коллизии стихов И.Кескюль порождены глубоко внутренними переживаниями, «спрятанными» за сюжетами и образами Библии, греческой мифологии, образами эпохи Возрождения: Богоматерь, Эреб, Олимп, Парка, Фаэтон, Итака, Гелиос, Орфей, Одеон, Каллиопа, Амур, Дант, Шекспир. При этом автор не перепевает известный сюжет, но дает принципиальное новаторскую интерпретацию. В сонете «Моя любовь, ко скольким островам…» субъектом высказывания является Одиссей, адресатом его является не Итака, не Елена, а просто Любовь, победившая и тлен, и время:

1. Моя любовь, ко скольким островам
2. Я вел ладью, тобою ослепленный…
...............................................
13. …Хоть нет тебя, а я давно слепец,
14. Мы на Итаке вместе. Наконец (1, 10).

Такое прочтение-понимание «Одиссеи» Гомера намеренно противопоставлено мнению «старшего» товарища по цеху - поэта К. Герасимова, чьи строки вынесены в эпиграф:

Любовь моя, моя Итака,
К тебе мне вечно суждено
Плыть под ночным багровым небом… (1, 10).

Очень значимо, что сборник «Стихи - я» начинается именно с этого сонета. Поэт с первых строк вводит читателя в тайное тайных, в тему Любви как главное откровение своего творчества. Любовь в стихах Ирены Кескюль меньше всего привязана к «женским» историям. Поэт доводит понимание этого явления до запредельной точки измерения - забиографической и за-теологической. Драма несоединения двух любящих осмысливается почти в каждом сонете не как автобиографическая ситуация, но как неисчерпанная коллизия, всегда оборачивающаяся неожиданными жизнеутверждающими открытиями:

1. Закрыт нам путь проверенных орбит,
2. Земные не достигнуты стремнины.
3. Не суждено нам слиться воедино -
4. Поток и пепел. Лава и гранит.
…………………
12. Но Млечный путь сквозь миллионы лет
13. Столкнет два мира за небесной гранью,
14. Мы вспыхнем вместе. И погаснет свет (1, 56).
Или:
5. Не завоеван мной твой бренный мир,
6. Копье ломаю о твою свободу.
7. Я свиток рву, зачитанный до дыр,
8. Нектар Олимпа превращая в воду.
……………………
13. …Глоток. Но как последняя награда,
14. Ты мне явись в последней капле яда (1, 19).

Любовь в сонетах Ирены Кескюль есть та неуловимая, ускользающая от постижения субстанция, которая не соотносима ни с образом возлюбленного, ни Богоматери, ни родины, ни творчества. Можно предположить, что именно категория любви становится центром притяжения-отталкивания жанрообразующих категорий сонета и элегии одновременно. В традиционно вербальном тексте приблизиться к пониманию феномена любви более близко, чем это сделала И.Кескюль, на наш взгляд, невозможно. Виртуозное владение поэтической техникой позволили ей очень самобытно обновить жанровую традицию, вложить в новые тексты очень честное и драматичное повествование о себе и тех временах, которые не выбирают…

Литература:

ჟანა ტოლისბაევა
ირენა კესკიულის სონეტური აღსარება
რეზიუმე

სტატიაში სონეტის ჟანრის კვლევის საფუძველზე განხილულია თანამედროვე ქართველი პოეტის ირენა კესკიულის პოეტური შემოქმედების თავისებურებანი. ნაშრომში ნაჩვენებია, რომ ძირითადი ცვლილებები ხდება თვითონ ჟანრის ბირთვში, რომელმაც ელეგიის თვისებები შეიძინა. ყველა დანარჩენი კომპონენტი (სახელწოდება, სივრცობრივ-დროითი ორგანიზაცია, ლექსიკა, ფორმალური ორგანიზაცია) კი ინარჩუნებს კლასიკური სონეტის სახეს.

Zhanna Tolysbayeva
Sonnet confession of Irena Keskul
Summary

The article deals with the peculiarity of poetic works of Georgian poetess Irena Keskul through the investigation of sonnet genre. The main changes occur in the very core of the sonnet that has absorbed the features of elegy. All other components of the genre (name, space-temporal organization, lexis, formal organization) maintain the features of classical sonnet.

მარინე ტურავა
(საქართველო)

სიცოცხლეში გამოცემული პირველი და უკანასკნელი კრებულის („წვიმის შემოქმედება“, 2010 წელი, გაზაფხული) გამოსვლის შემდეგ, მეგობრებისათვის უთქვამს, ყოველი ლექსის წერისას თითქოს გული მისკდებაო. იოსიფ ბროდსკი ამბობდა - „ლექსების წერა არის სიკვდილში გავარჯიშება“. რუსი პოეტიც ალბათ, იგივეს გულისხმობდა.

ტარიელ ჭანტურია კი ამგვარად იტყვის:

ლექსს სჭირდება გული. ლექსს სჭირდება ღვიძლი.
ლექსს სჭირდება ცრემლი. ლექსს სჭირდება სისხლი.
... ლექსს სჭირდება ფიცი. ლექსს სჭირდება ლექსი.
... ლექსს სჭირდება ტვინი. ლექსს სჭირდება შუბლი.
... ლექსს სჭირდება მკერდი და ამ მკერდში ტყვია.
... ლექსს სჭირდება მკერდში გარჭობილი დანა,
დაძინება მერე და მკვდარ დედის ნანა...

და ასე დაუსრულებლად. ლექსს სჭირდება პოეტის მთელი ცხოვრება, მისი ყველა განცდა, ყველა აზრი, ყოველი წამი. ლექსს მთლიანად პოეტი სჭირდება. მიუხედავად ამისა, კოტე კაკიტაძე მაინც არ უწოდებდა თავის თავს პოეტს. „კარგა ხანს ვიკავებდი თავს. არ მჯეროდა, რომ ამ ლექსებს ვინმე სერიოზულად აღიქვამდა“, წერდა პირველი წიგნის წინასიტყვაობაში. რადგან იცოდა, რომ საქართველოში ადვილი არ არის ატარო პოეტის სახელი („გალაკტიონმა დაიმსახურა პოეტის სახელი“ - ტერენტი გრანელი), საქართველოში ამას დამსახურება უნდა.

სიკვდილის შემდეგ, მისმა მეგობრებმა, უკვე 2010 წლის ზამთარში, გამოსცეს კონსტანტინე კაკიტაძის მეორე კრებული - ლექსები (გამომცემლობა „მერიდიანი“, 2010), რომელშიც, ძველებთან ერთად, ბოლო რამდენიმე თვის მანძილზე დაწერილი ლექსებიც შეიტანეს. ჩვენ წინაშეა კონსტანტინე კაკიტაძე - თავისი პოეტური გვარ-სახელით („ალიტერაციული „სტოკატო“), სათქმელით, ინტონაციით, ფერებით, გემოვნებით...

ღამევ, დაღლილო დღეო,
მოდი, მომეცი ფორა,
მაჩუქე კიდევ ერთი
ღიმილი - მეტაფორა.

მხოლოდ მისეული, კოტესეული მეტაფორებით - „დასცხება ალბათ ახლა ალაზანს“, „გავარდა ეს წელიც, ვით ტყვია ჟანგიან თოფიდან“, „წაეტანა სურათს თვალი, დავიწროვდა შუკა ჩემი“, „გათვალა თვალმა სათვალთვალო ელამი მზერით“, „დაღმეჭილა ჭიშკარი - გულში ურდულგაყრილი“, „გულმა რეჩხი მიყო და აღარ ჩადგა უბეში...“ „შექუჩულან წლები და წელკავივით მბასრობენ“, „შენს სიზმრებს ალბათ სხვები ხედავენ“, „ჰკიდია კედელზე უგულო სურათი, სურათსაც კედელი ფეხებზე ჰკიდია“ და ა.შ.

ამიტომაც გული გწყდება მოულოდნელად და ნაადრევად შეწყვეტილ ლექსის მადანზე, დაკარგულ მეტაფორაზე, რასაც თავად პოეტიც წინასწარმეტყველებდა: „და ითვლის ვიღაც უცნაური ვერნათქვამ სიტყვას“.

კრებულში კოტე კაკიტაძის 200-მდე ლექსია შესული, ამ ლექსებში არის ყველაფერი - ტკივილი, სიხარული, გაოცება, სიყვარული, სიძულვილი, ირონია, თვითირონია, იუმორი, მაგრამ ყველაზე მთავარი არის სევდა - „სევდა, რომელიც ხმამაღლა ყვირის“, სევდა ერთხელ რომ მოგირბენს „და მერე დიდხანს მოტივდება“. თავად პოეტი თავის არასალაღობო ლექსებს - „სევდის ნამცვრევებს“ უწოდებს. ამგვარ განწყობას მარადიულ სატკივართან ერთად, ბუნებრივია, ჩვენი ყოფაც იწვევს:

თუ ღმერთი გწამს, ეს დრო ასე
მითხარ, რამ გაამხეცა.

კოტე კაკიტაძეს თავისი ადამიანური დროის შემოსაზღვრულობაც სტკივა, რასაც წინასწარ განჭვრეტს, შეიგრძნობს:

მე მოვკვდები, როგორც მამაჩემი -
ცელის ჩრდილი ახლოს დაბარბაცებს.

არის ეს კრებული - გამოსათხოვარი, ბოლო წლებში დაწერილი ლექსებით პოეტმა სიყვარულით განვლილი ცხოვრების სათქმელი გვითხრა, სამყაროს ნაწილი გაგვიზიარა, დაგვემშვიდობა - „მომეყრება ერთ დღეს შავი მიწა მეც“, „ჩემს გულზე ახლა მუხა იზრდება“...

კაკიტაძე ენათმეცნიერი იყო, ამიტომაც სიტყვისადმი განსაკუთრებული დამოკიდებულება ჰქონდა - ენათმეცნიერულად ზუსტი, ამავდროულად პოეტურად იდუმალი. განსაკუთრებული ოსტატობით იყენებს იგი ალიტერაციასა და დისონანსს. სტრიქონს სიტყვისა და ფრაზის თამაშზე აგებს. თუმცა ლექსის მუსიკალურობა („პოეზია არის სიმღერა“ - ჰაიდეგერი) მისთვის თვითმიზანი არ არის, ეს არის ემოციური ზეგავლენის საშუალება, ბგერების მუსიკალური ორგანიზაციის ფორმა. პოეტი ერთდროულად ქმნის ლექსის კეთილხმოვანებას, ხაზს უსვამს სიტყვის შინაარსის აკუსტიკურობას, მაგრამ არასოდეს ავიწყდება აზრი, სათქმელი, რადგანაც მისთვის ორივე მთავარია - გარეგანიც და შინაგანიც, ფორმაც და შინაარსიც. მისთვის უცხოა ფორმალისტური თამაში, თუმცა ძიებები, სიტყვასთან თავისუფალი დამოკიდებულება სწორედ რომ ორგანულია.

მეხი მუხას თუ არ მოხვდა,
რა მეხია, მახარია!
(შესიტყვება მუხა-მეხი, ახალია?)
უმუგუზლოდ, უნაკვერცხლოდ,
ბუხარი რა ბუხარია,
განა ბუხარს უჭვარტლობა უხარია?!
გულმა რეჩხი თუ არ გიყო, მე რა გიყო?
და ურეჩხოდ ეს ცხოვრება,
მკითხე - იყო, თუ არ იყო?!

ამ კრებულში არ არის ნაწვალები, გაკეთებული ლექსები, აქ სტრიქონები ხესავით, ყვავილით ამოიზრდება, წვიმასავით („წვიმის შემოქმედება“) შხაპუნებს - „ლექსი, როგორც მზეწვია, სიზმარივით გეწვია“. აქ პოეზია „უნებური სევდის წამოცდენაა“. ბოლო საუკუნეებმა ლექსზე, სიტყვაზე, ფრაზაზე მუშაობა დაამკვიდრა, „კარგ ტონად“ აქცია და ამაში არაფერია მიუღებელი. პირიქით, ყოველდღიური შრომის წყალობით სტრიქონი, სიტყვა, ფრაზა უფრო მოქნილი, დახვეწილი, სრულყოფილი გახდა. ჯერ კიდევ ედგარ პომ თავისი ცნობილი „ყორანის“ შემოქმედებითი ლაბორატორია, მუშაობის დეტალები აღწერა ესეში „კომპოზიციის ფილოსოფია“. პო ყურადღებას ამახვილებს წერის ტექნიკაზე, ათასგვარ წვრილმანსა და საკითხზე, რაც პოეტს ყურადღების მიღმა არ უნდა დარჩეს (ამ ესეს კარგად იცნობს მკითხველი, იგი ქართულად თარგმნეს პაატა და როსტომ ჩხეიძეებმა და შეიტანეს კრებულში „ინგლისელ და ამერიკელ მწერალთა ესეები“, 1989 წელი). მოგვიანებით გერმანელმა მწერალმა თომას მანმა თავის ცნობილ მოთხრობაში „ტონიო კროგერი“ უარყო ზეგარდმო შთაგონების, „მუზის“, რაღაც განსაკუთრებული, ღვთიური „მადლის“ ზეციდან მოვლინება და შემოქმედებით პროცესში უპირატესობა ინტელექტის ინტენსიურ მუშაობას, კრიტიკულ აზროვნებას მიანიჭა. არა ერთი ცნობილი და დიდი პოეტი გამუდმებით მუშაობდა სიტყვაზე, ფრაზაზე და მუშაობს დღესაც. ეს ყოველდღიური მომქანცველი გარჯაა. ამ მხრივ გამონაკლისი არც გალაკტიონი ყოფილა. ჩვენამდე მოღწეულია ცნობილი ლექსების არაერთი ვერსია-ავტოგრაფი.

მაგრამ... ყვავილივით, ხესავით, ბუნებრივად ამოზრდილ ლექსს თავისი ხიბლი აქვს, თუმც დაუხვეწავი, ზოგჯერ ხისტი ფრაზისა და სტრიქონის ხარჯზეც კი. მითუფრო ქართველი მკითხველისათვის, რომელსაც იმავე პოს საუკუნეშიც და მოგვიანებითაც ასეთი პოეტები უხვად ეძლეოდა. აქ „საქართველოს ბულბულს“ ამიტომაც არქმევდნენ და ამიტომაც უყვარდათ და უყვართ განსაკუთრებით ძალდატანების გარეშე შექმნილი პოეზია.

ამ წელს ზამთარი უფრო ცივია,
ვიდრე ზამთარი არის საერთოდ.
უაზრო ყოფას, უფერო დღეებს
ახლა ურითმო ლექსიც დაერთო.
მზე გამეპარა. როგორც ჩანს, ისევ
საკუთარ თავზე ფიქრში გაერთო...
იმ ძველ ზამთრებთან ამ ზამთარს ალბათ,
აღარაფერი დარჩა საერთო.

სწორედ ზეციდან ელოდება პოეტი ლექსებს - „ღრუბლის ფთილებით მორთმეულ რითმებს, იქვე ყველაფერს, თანაც არაფერს შევეჩვიე და გავყურებ სივრცეს - ზეცა სხვა ლექსებს როდის დამაფენს“. თითქოს ნაადრევი სიკვდილის სანაცვლოდ ზეციდან მიღებული წყალობა ერგო - პოეზიის მადლი და მორთმეული რითმა. რა თქმა უნდა, ცოტა უტრირებულად, ცოტა თავმდაბლურად, მაგრამ რეალისტურად არის ნაჩვენები შექმნის პროცესი - უმტკივნეულო, თავისთავადი, პოეტური...

ამ პოეზიის ცენტრში დგას თავად პოეტი-პერსონა („ვსხედვართ მე და ჩემი მე“), თავისი განცდებით, ტკივილ-სიხარულით, ემოციით, ყველაფერი მისგან მოდის, მისით ასხივებს, ამასთანავე მკითხველი არის ყოველი სიტყვის, სტრიქონის, ლექსის თანაგამცდელი, მოზიარე. „ადამიანო, სამყარო შენ ხარ! შენ აჩენ ფერებს, ტკივილებს, წუხილს, სიხარულს... და უშენოდ არც არაფერი არ იქნებოდა. ამიტომ ეცადე, არ გაქრე, რომ ეს ყველაფერი ყოველთვის იყოს!“ არ არის პოეტი, მაგრამ არის მის მიერ შექმნილი სამყარო - თავისი ტკივილით, წუხილითა და სიხარულით. სწორედ ამიტომ ლექსების წერა არის სიკვდილის დამარცხება, მისი უარყოფაც... პოეტები სიკვდილთან ასეც ვარჯიშობენ.

პოეტი-პერსონა არ ერიდება სიყვარულის გამოხატვას, გულწრფელ აღიარებას თუ აღსარებას, რაც არც ისე ხშირია თანამედროვე ქართულ პოეზიაში. პოეტები თითქოს გაურბიან ათასჯერ ნათქვამს, განცდილს. ძნელია იყო ორიგინალური, თავისთავადი, არ გაიმეორო სხვა, ქვეცნობიერად, რემინისცენციის დონეზე მაინც. კოტე კაკიტაძეს არ ეშინია, რადგან მისთვის მთავარი გრძნობის სიწრფელეა, თავად სიყვარულია და არა მისი გამოხატვა:

გალაზღანდარდა ღამე,
სიტყვა გულისფიქრს ჩქმალავს,
თითისტარივით ვიხვევ
თითზე შენს ოქროს დალალს,
ვისიც არ იყო ცალი -
წამლად დაგედე, ქალავ.
მთვარე ჩაბუდდა ბაკმში,
ღამე ვარსკვლავებს ლალავს,
შემომილოცე თვალის,
შენ, ალიონის ცალავ!
თითი კვლავ დალალს ელტვის,
სიტყვამ დაკარგა ძალა.

ხშირად ძველი სიყვარულის ნოსტალგიაც წამოუვლის და გულისტკივილით აღნიშნავს - „ჩემს ჭაღარას, შენს წვრილ ნაოჭს, უნაპირო ჭოჭმანებს, გასდის ყავლი და მდელოზე სულ სხვა წყვილი გოგმანებს“, მაგრამ ორმოცდაათი წლის პოეტს, რომელიც, მუდამ ნახევარსაუკუნოვან მიჯნაზე დარჩება, ახლა სხვანაირად, სათქმელის გარეშე უყვარს - „მითვლის წამებს თვალთა გიშრის წამწამი, თუ მიშველის - შენთან განმარტოება“, „ფერი არ მიგდის მართლაც საფერებს!“

ფერებს კი მის ლექსებში განსაკუთრებული დატვირთვა აქვს, ფერადი პალიტრა, სიტყვის თამაშთან და გრძნობის სიწფელესთან ერთად არის კონსტანტინე კაკიტაძის პოეზიის სავიზიტო ბარათი. „ქვეყნად იმდენი ფერია, ჩემო, რამდენსაც თვალი ამჩნევს, აფერებს“. პოეტის თვალი უამრავ ფერს, სხვისთვის შეუმჩნეველს ამჩნევს და აფერებს: „მე ვარ მოლანდება ფითრზე უფერო“, „მითვლის წამებს თვალთა გიშრის წამწამი“, „კუპატში ჩაილია წითელი კუნწულა“, „ახლა სხვა ფერის თვალებს მალავს ლავსანის კეპი... და ყველა სარჩულს გამოჰკვრია სილურჯე მუქი“... და კითხვა, რომელიც პოეტს აწუხებს და რომლითაც იწყება კრებული:

ვსხედვართ მე და ჩემი მე,
ვეფერებით საფერავს,
ვეკითხებით ერთმანეთს:
ამ საფერავს რა ფერავს?
შავ საფერავს - თლილი ჭიქა,
ფიქრებს - ბნელი ღამე ნთქავს,
არ ჩანს ვინმე ქრისტიანი,
რომ წაღმართი რამე თქვას.

წიგნი შინაარსთან ერთად რომ გამოცემის კულტურაცაა, უბრალო ჭეშმარიტებაა. ეს პოეტური კრებული მაღალი პოლიგრაფიული დონითა და დახვეწილი გემოვნებით, პროფესიული მხატვრობითა (ლადო თევდორაძე) და გარეკანით გამოირჩევა. წიგნის რედაქტორები პოეტის მეგობრები: ლია ბაკურაძე და მარინე ბერიძე არიან. ამით კოტე კაკიტაძის ერთ-ერთი უკანასკნელი სურვილიც ასრულდა. კრებულში უცვლელად არის შეტანილი პირველი წიგნი - „წვიმის შემოქმედებ“, მეორე ნაწილში - „სევდა, რომელიც ხმამაღლა ყვირის“ შევიდა ლექსები ფაცეებოკიდან და ხელნაწერებიდან, მესამე ნაწილი - „დაიკარგა კომენტარი ჩემი“ - მოიცავს მხოლოდ ფაცეებოკ-ის კომენტარებად შექმნილ ლექსებს, ე.წ. „ლექსის ალავერდობის“ ფრაგმენტებს.

მიუხედავად ამგვარი წარმომავლობისა მესამე ნაწილში შესული ლექსები, ნამდვილი პოეზიით არის დაღდასმული. კოტე კაკიტაძის შემოქმედებისათვის ზოგადად არის დამახასიათებელი მსუბუქი ირონია, გაკილვა-გამასხარავება საკუთარი თავისაც და სხვებისაც, რასაც აქ თავისუფლად, ლაღად ახერხებს. ეს სალაღობო და საალბომო ლექსებია, რომლითაც პოეტი კიდევ ერთხელ ავლენს საკუთარ პერსონას, „მეს“:

მზემაც არ მომაკლო სხივი,
მწყემსმა - ბლაგვი კომბალი,
თავში ჩამცხეს დოლაბი და
გულს გამირჭვეს ეკალი,
სიკვდილს არად ჩავაგდებდი...
ოღონდ შენ მოგეკალი.

ჩუმი, მარტივი და თბილი გრძნობა ფაცეებოკ-ზეც არ ტოვებს პოეტს, საკუთარ თავს ქალთაგან მოკლულს უწოდებს და ახალგაზრდული ენერგიით აფრთხილებს თავისი პოეზიის მუზას - დედფალს, „ფლატესთან მდგარს უდროოდ არ შემეფეთოო“. ჰედონისტური მოტივებიც აქ აშკარად ჭარბობს - „შენ დამისხამ ჭიქა არაყს, მე მაშინვე გადავხუხავ“. მოულოდნელი სიტყვები და ფრაზები, ამგვარი ძიებები ზოგადად დამახასიათებელია კოტე კაკიტაძის ლექსისათვის („რა ქნან ჭინკებმა ნაბიჭვრებმა პატარა გულით“, „ბროდსკიმ ბროდვეიდან ბრანწი გვიჩვენა“...), თუმცა მას არასოდეს ღალატობს ზომიერების გრძნობა და შინაგანი ცენზურა.

ამ კრებულში ერთი პატარა ლექსი, რომელიც ერთ-ერთია იმ ლექსთაგან, პიკასოს ნახატისა არ იყოს, ალბათ მთელი ცხოვრება და ის ათი წუთი რომ დასჭირდა, რა დროშიც იწერებოდა კონსტანტინე კაკიტაძის ლექსები. ასეთი სტრიქონები მისხალ-მისხალ, ნაბიჯ-ნაბიჯ მწიფდება და მერე ერთად გადმოიღვრება, მოასკდება პოეტის კალამს:

ძუა - თვალი;
ძუა - ქვა:
შეკრბა,
მძივი დაირქვა.
აყელყელდა,
აყოჩდა,
ჯავრი გულზე იყარა,
მერე გაწყდა, ძარღვიან
პეშვზე ჩამოიყარა...
აღარც ძუა,
აღარც ქვა,
აღარც თვალი გიშერის...
მოწყენილი მეძახის
უმძივებო კისერი.

ასოციაციურად გაგახსენდება - ბარათაშვილის ცნობილი „საყურე“ - „ვითა პეპელა არხევს ნელ-ნელა სპეტაკს შროშანას, ლამაზად ახრილს, ასე საყურე, უცხო საყურე, ეთამაშება თავისსა აჩრდილს“ ან „დაიღალა მაჯა მარჯნის მძიმე ჯაჭვის ტარებით“ („დარიანული“, პაოლო იაშვილი).

კოტე კაკიტაძემ კალმის რამდენიმე მოსმით, ჩვენ თვალწინ ნამდვილი პოეზია შექმნა. კიდევ ერთხელ დაგვარწმუნა, რომ სიტყვის მოქნილობით, ფერწერითა და ნაჩრდილებით, ნიუანსებით (პოლ ვერლენი), ინტიმური მომენტებით (ტიციან ტაბიძე) იქმნება მისი სტრიქონები, რომლისთვისაც უცხო არ არის არც გულწრფელი ცრემლი, არც გულწრფელი დარდი და სევდა, არც გულწრფელი სიხარული და აღტაცება. ამ პატარა წიგნით გადაგვიშალა მთელი თავისი სამყარო, რომელსაც ხშირად უკანასკნელ, მომქანცველ მზერას მიმოავლებს ხოლმე და იქნებ ამიტომაც არის იგი განსხვავებულად, უფრო მძაფრად, უფრო ემოციურად აღქმული. უკანასკნელი ამოსუნთქვისა და ცხოვრების სიყვარულის განცდა ამოაყოლა პოეტმა თავის პირველსა და უკანასკნელ ლექსებს და უცნაურად დაგვემშვიდობა:

„ახლაც ვერაფერს ვიტყვი. განა იმიტომ, რომ თქმა არ მინდა... არა! - იმიტომ, რომ ამის თქმა შეუძლებელია... არის რაღაც, რასაც ადამიანმა სახელი არ ან ვერ უნდა დაარქვა. ასეა: ჩვენ ქვეყნიერების დასალიერში კი არა, ცაში და მიწის ქვეშ რომ ვიყოთ, მაინც ერთად ვართ“.…

Marine Turava
Collection of Konstantine Kakitadze's Poems
Summary

In winter 2010 his friends already posthumously published Kakitadze's second collection of poems - „Poems“ (publishing house „Meridian“ 2010), and included both old and latest works written in last months of his life.

The collection of Kakitadze's works contains about 200 poems, that are full of pain, joy, hatred, irony and humor. But most significant in his works is sorrow - „sorrow that clamors loudly“. Even the poet himself called his gloomy poems „lugubrious fragments of melancholy“.

Kote Kakitadze has disclosed his entire inner world in this small collection, where his last exhausted glance can be felt. That is precisely why his inner world is perceived more sharply and emotionally.

Марине Турава
Поэтический сборник Константина Какитадзе
Резюме

После жизни поэта его друзья, издали второй сборник Константина Кокитадзе «Стихи» (изд. «Меридиан» 2010), в который вошли, вместе со старыми стихами, несколько стихов, написанных в конце жизни. Перед нами - Константин Какитадзе со своим поэтическим именем, высказываниями, интонацией, цветами, вкусом.

В сборник вошли до двухсот стихов поэта. В этих стихах все - боль, радость, удивление, любовь, ненависть, ирония, самоирония, юмор, но самое главное - тоска, «тоска, которая кричит громко». Сам поэт называет свои стихи «осколками тоски».

Этой небольшой книгой Коте Какитадзе раскрыл весь свой мир, в котором ощущается его последний, уставший взор. Именно поэтому он воспринимается особенно, более остро и эмоционально.

Sophie Mujiri
(Georgia)

I. The Uruguay writer Eduardo Galliano once remarked: „The best thing in the universe is overall versatility, the preservation of which is the guarantee of our future's creation“ (2001:64) Cultural versatility is revealed in a wide specter of cultures and traditions of subcultures, art, economics and religion. The forms of their expression make it possible to perceive and interpret the past, to overcome the present in a better way and set up prospects for the future. The majority of the states of the contemporary epoch are culturally versatile. The intensification of the international dialogue between the people of art and science, mobility of the professional groups, migration, etc, determine cultural heterogeneity of national countries, which is their cultural coloring. The central idea of European multicultural countries is that culturally different groups deserve recognition and respect in the European space. The principal elements of the multicultural politics are: the estimation of the cultures' uniqueness, protection of their rights and the conception of civil integration, based on these principles, which is considered to be the most acceptable strategy for the updated liberal-democratic model. Taking into consideration the liberal principles, the civilpolitical integration points to the desire of the states to provide harmonious co-existence of cultural and sub-cultural groups as smoothly as possible. Every citizen should be given a possibility to live and work in the space of the homogenous nation's country, where intercultural communication should become a usual, everyday event. The principal task of multiculturalism is to overcome the syndrome of alienation and mistrust in the relationship between the majority and the minority, to extend every citizen's „cultural horizon“ and „intercultural competence“, to involve the representative of every culture as an active participant of the social and political process, keeping the principle of equality.

II. Within recent decades, the large-scale migration to West Europe and North American countries, have considerably increased tension in the relations between the cultures of the majority and the minority. On the one hand the representatives of the dominant culture's groups had to ponder on what level they could accept the culturally different people and tolerate the new citizens' peculiarities; on the other hand, the people of minor cultures had to face a painful problem of preserving their native religion, customs and habits, language and traditions and at the same time to get accustomed to the socio-cultural heritage in the new country. The overall political demands of the immigrants and the territorial minorities have become religious, language and ethnic issues.

III. Despite the recognition of respect for cultural versatility, multiculturalism as an ideology does not complain of the lack of critics. The main claim of the critics is the concealed violation of the nations' equality. The declaration of the oppressed sub-group within a certain country develops the feeling of being marked as different among its members. The representative of the minority develops the identity of being different, which prevents his integration in the dominant culture. It often results in the ostracizing syndrome, which prevents him from the consolidation in the dominant society and possibility of setting out common interests.

IV. The conflict between Eastern and Western customs and habits, the competition caused by the use of the cheap working force and sporadic cases of violence in Europe have strengthened nationalist radical currents, which create anti-Islam and anti-emigration inclinations by their xenophobic speeches. September 11 of 2001 is often articulated, the terrorist acts occurring in Europe etc, these radical groups speak about protecting western values and demand radical changes in the emigration policy, fighting against Islam immigrants, which bring about their demographic and cultural genocide. The contemporary radicals and neo-fascists fight against globalization, multiculturalism and migration, which endanger their cultural identity. Ensuing from the above, the reason for the inter-cultural conflict lies in the disability of the representatives of different cultures to recognize one another's equal humane dignities.

V. That is the very reason why it has become necessary to protect cultures' versatility and multiculture while discussing different concepts of this acute subject. Among them the UNESCO Convention (October, 2005) is remarkable, as it was devoted to protecting and preserving of cultural expression. At the International Conference, held under the aegis of UNESCO (Lisbon, 2006) it was underlined that it was necessary to create educational programs in order to protect cultural versatility. The European Union has already allotted funds for the program „Cultural Education for the Cultural Versatility“ for 2013. Its mission is to study the forms of cultural expression of groups and individuals, which should provide equal interaction and dialogue between cultures. In the educational sphere special attention should be paid not only to cognate competences, but also affective sides of different representative's personal structure. It is also necessary to initiate multi-dimensional educational process, during which it will be possible to mobilize each individual's psycho-social resources, in order to found the intercultural competence as a training inter-personal qualification.

VI. Within the context of these events, the contemporary German multicultural literature has turned into the central forum of the dialogue between Christian and Muslim worlds. It penetrates into the current changes and conflicts, held in the deep layers of the society. The intellectual Muslim writers, marked by their enlightening position, have appeared as the initiators of the multicultural dialogue. They contribute to the development of the European multicultural scenario and in their works they present the characteristic features of both, Christian and Muslim cultures, the different structure of their mentality and norms of behavior. At the same time, the immigrant Muslim writers present the ideas of heterogeneous multicultural society's transformation, which have a definite impact on a reader, his cultural orientation, norms of ethic and values. As the catalyst of the East and West cultural orientation, there should be mentioned the works of such writers as N. Kumart, K. Zaimoghlu, E.S. Ozdamar, Z. Shenojac, A. Karashol, S. Ozdogan, etc. These writers contribute to mutual understanding between cultures on the pages of the multicultural literature and offer literary interpretation and interesting and versatile means of reincarnation. Their works enable a reader to see their own European reality through a stranger's eye, the Europeans, whose features of identity are at dissonance for the representatives of Islam-inspired culture. At the same time they try to present the tolerant character of both European and Islam cultures. Their majority confront European anthropologic constants (tolerance, humanism, industrial development) with such values as the search of one's own life's destination, harmonious relation with nature and humane compassion, which is possible to perceive only through religion and deep love.

VII. German intercultural literature, which depicts on the one hand fictional and on the other hand Christian culture and „alien“ world to the empiric reality, enables us to get the opportunity of reflexion and critical reception. The most principal task of this literature is to contribute in destroying stereotypes created about each other, to found intercultural mentality on the basis of one's own and alien worlds comparison and relaxation of the tension, existing between the ethnocentric poles. This literature should start a discussion on the neutralization of Christian and Muslim dichotomy poles and peaceful so-existence. It is on this mission that the Australian lady writer B. Frischmut addresses us: „The best thing, that literature is able to do is perceiving an „alien“ literature as a part of our own one, as the other side of the medal“. „The increasing conflict between Islamic and Western countries is not only the mutual misunderstanding, which has been creating aggression between each other for centuries, but the deeply rooted confrontation, spread in the contemporary reality. The way-out should be found in the mutual respect of the confronted sides and recognizing the opponent as the rightful partner“.

The peaceful co-existence of different cultures in Europe depends on to what extent it is possible to join Islam culture, the creation of the so-called „European Islam“, which would be acceptable both for Muslin and European societies. It is highly advisable that this tendency be supported by the organizations and writers in Europe. They should hold open debates for organizing a multi-cultural society in a new way.

სოფიო მუჯირი
მულტიკულტურული ლიტერატურის მისია - კულტურული მრავალფეროვნების შენარჩუნება და დაცვა
რეზიუმე

კონფლიქტი აღმოსავლეთისა და დასავლეთის კულტურულ და რელიგიურ ტრადიციებს შორის, რადიკალური ნაციონალისტური მოძრაობების გაძლიერება, ევროპაში იმიგრანტთა წინააღმდეგ ძალადობის ზრდა და მათი, როგორც იაფი მუშახელის გამოყენება და სხვ. გახდა მიზეზი კულტურათა შორის კონფრონტაციისა. UNESCO-ს კონვენციამ საფუძველი ჩაუყარა საგანმანათლებლო პროგრამების შექმნას კულტურული მრავალფეროვნების დასაცავად. ევროკავშირმა გამოყო სახსრები 2013 წლის პროგრამისათვის „კულტურული განათლება კულტურული მრავალფეროვნებისათვის“, რომლის მისიაა დაიცვას ყოველი კულტურის განსაკუთრებულობა, უფლებები, ინტეგრაციის კონცეფცია, ხელი შეეწყოს კულტურული და სუბკულტურული ჯგუფების ჰარმონიულ თანაარსებობას ჰომოგენური ერის ქვეყნის ტერიტორიაზე. მულტიკულტურალიზმის ძირითადი ამოცანაა გაუცხოების და უნდობლობის სინდრომის დაძლევა, ყოველი კულტურის წარმომადგენლის აქტიური ჩართვა სოციალ-პოლიტიკურ და „საერთოკულტურულ“ პროცესში.

მოვლენათა ამ კონტექსტში თანამედროვე გერმანულენოვანი მულტიკულტურული ლიტერატურა იქცა ქრისტიანულ და მუსლიმანურ კულტურათა დიალოგის ცენტრალურ ფორუმად. ინტელექტუალ მუსლიმ მწერლებს თავიანთი წვლილი შეაქვთ ევროპის მულტიკულტურული სცენარის განვითარებაში. თავიანთ ნაწარმოებებში ისინი გვთავაზობენ მულტიკულტურული საზოგადოების ტრანსფორმაციის იდეებს, რომლებიც განსაზღვრულ გავლენას ახდენენ მკითხველზე, მის კულტურულ ორიენტაციაზე, ეთიკურ ნორმებსა და ღირებულებებზე. გერმანული ინტერკულტურული ლიტერატურის მისიაა არსებული სტერეოტიპების მსხვრევა, საკუთარი და უცხო სამყაროს შედარების საფუძველზე ინტერკულტურული მენტალობის ჩამოყალიბება და ეთნოცენტრულ პოლუსებს შორის არსებული დაძაბულობის მოხსნა.

София Муджири
Сохранение культурного многообразия как миссия мультикультурной литературы
Резюме

Конфликт между восточной и западной культурами и религиозными традициями, усиление радикального националистического движения, возрастание насилия над иммигрантами в Европе и их использование как дешевой рабочей силы и др. стали причиной конфронтации между культурами. С целью сохранения культурного многообразия конвенция UNESCO заложила основы для создания образовательных программ.

Евросоюз выделил средства на программу 2013 года «Культурное образование для культурного многообразия», миссия которой состоит в защите особенностей всех культур, их прав, концепции иинтеграции, а также в способствовании гармоничному сосуществованию культурных и субкультурных групп на территории страны гомогенной нации.

В контексте этих явлений современная немецкоязычная мультикультурная литература превратилась в центральный форум для диалога между христианской и мусульманской культур.

Интеллектуальные мусульманские писатели вносят свой вклад в дело развития мультикультурного сценария Европы. В своих произведениях они предлагают идеи трансформации мультикультурного общества, которые оказывают определенную роль на читателя, на его культурную ориентацию, этические нормы и ценности.

Миссия немецкой интеркультурной литературы состоит в разрушении существующих стереотипов, формировании интеркультуной ментальности на основании сравнения своего и чужого мира и устранении напряженности между этноцентрическими полюсами.

Нармин Садыгова
(Азербайджан)

Азербайджанское государство уделяет известное внимание развитию культуры. В Конституции Азербайджанской Республики, принятой на всенародном референдуме 12 ноября 1995 года отмечается: «Азербайджанское государство оказывает содействие развитию культуры, образования, здравоохранения, науки, искусства, охраняет природу, историческое, материальное и духовное наследие народа… Каждый обладает правом участвовать в культурной жизни, использовать культурные учреждения и культурные ценности… Каждый обладает свободой творчества. Государство гарантирует свободное осуществление литературно-художественного, научно-технического и других видов творчества». В результате многолетнего развития, в Азербайджане была создана система духовной культуры с разветвленной сетью учреждений образования, науки и искусства, правовых, управленческих, информационных, международных и иных социальных институтов. В 2000 году в республике функционировал 22 театра, 4406 библиотек, 13 концертных залов, 133 государственных музеев, 26 художественных галерей, 70 парков культуры и отдыха, 3022 дворцов и домов культуры и клубов, а также десятки научных учреждений и вузов. Растет число предприятий полиграфии и книжной торговли, а также по торговле продукцией народных промыслов, живописи и художественного дизайна, антиквариата. Осуществляется постепенный переход к новым технологиям в музейном, библиотечном и реставрационном делах. Ведется сотрудничество с Комитетом по культуре Совета Европы и ЮНЕСКО. Прогрессивным явлением стало создание в 2000 году в составе Министерства культуры отдела культурной политики. По инициативе Министерства культуры Азербайджана организована и функционирует Международная культурная организация ТЮРКСОЙ. Развиваются культурные контакты с азербайджанской диаспорой, создаются новые культурные центры в странах СНГ. В целях социальной защиты сферы искусства, рядом распоряженийПрезидента Азербайджанской Республики в 1997-1998 годах деятелям искусств и их коллективам, молодым талантам и пенсионерам были установлены специальные стипендии и пенсии, введена новая система правительственных наград. Проводятся реформы в образовании, в правовой и социальной системах, в управлении, в экономике, здравоохранении и других сферах духовной и материальной культуры. Важное значение для развития культуры управления, а также политической и экономической культуры в Азербайджане имело создание в 1999 году Академии Государственного Управления при президенте Азербайджанской Республики. Большим достижением в развитии интеллектуальной культуры современного Азербайджана явилось - избрание в 2001 году группы талантливых азербайджанских ученых действительными членами и членами-корреспондентами Национальной Академии Наук.

Важное место в современной культурной политике государства занимает деятельность, связанная с сохранением и популяризацией культурного наследия азербайджанского народа. В Азербайджане и Грузии организованы и функционируют дома-музеи выдающихся деятелей азербайджанской культуры - Узеира Гаджибекова, Самеда Вургуна, Джафара Джаббарлы, Наримана Нариманова, Бюль Бюля, Джалила Мамедкулизаде, Ниязи, Гусейна Джавида, Мирза Фатали Ахундова. Среди мероприятий международного значения, проведенных в последние годы, следует назвать празднование во Франции, Турции, России, Ираке и Иране 500-летия великого азербайджанского мыслителя и поэта Мухаммеда Физули. Яркие страницы в историю национальной культуры вписали праздничные мероприятия в разных странах, посвященные юбилеям выдающегося азербайджанского композитора Кара Караева, всемирно известных певцов - Бюль Бюля и Рашида Бейбутова. Знаменательным событием было проведение под эгидой ЮНЕСКО 1300-летия азербайджанского национального эпоса Деде Горгуд. Активные мероприятия осуществляются по развитию физической культуры, спорта и туризма, созданию олимпийских комплексов в Баку и регионах Азербайджана, строительству новых молодёжных культурных центров, реставрации памятников культуры.

За минувшее десятилетие проведена значительная работа по созданию законодательной базы правового регулирования развития культуры. Оно обеспечивается действием 19 законов, принятых в 1991-1999 годах. В 1998 году был принят Закон о культуре Азербайджанской Республики. Позитивным в новом Законе о культуре является то, что он отражает гуманистические принципы Совета Европы, рассматривающие человека как высшую ценность, обеспечивающие его свободу и всестороннее развитие, ориентированные на такие приоритеты демократической культуры как - культурное многообразие, поощрение творческой деятельности и участие в культурной жизни. В эти и последующие годы был принят также ряд других законов, регулирующих творческую деятельность и функционирование учреждений культуры, а также обеспечивающих развитие правовой, информационной, управленческой культуры в странах, способствующих демократизации национальной культуры. Среди них - законы об охране памятников истории и культуры, о библиотечном деле, о музеях, о государственной службе, об информации, информатизации и защите информации, об авторском праве, о средствах массовой информации, об архитектурной деятельности, о кинематографии, о туризме и другие. В результате действия этих законов ощущаются определенные позитивные перемены, связанные с формированием демократической культуры. В стране отменена цензура, происходит демократизация МЕДИА - мощного средства просвещения и аккультурации масс. Закон о культуре предполагает возможность финансирования учреждений культуры страны из государственного и местного бюджетов, а также за счет самофинансирования, независимо от форм собственности. Демократизации и свободному развитию культуры, в определенной мере, способствует и налоговое законодательство. В целях образования дополнительных источников финансирования, развития культуры, предусмотрено также свободное создание государственными, неправительственными структурами и частными лицами национальных фондов культуры. С 1992 года стало возможным привлечение частного капитала, созданы условия для правового стимулирования развития общественно-частного сотрудничества в сфере культуры. Демократизация, связанная с коммерциализацией культуры, наблюдается в сфере так называемой «культурной индустрии», в первую очередь, - книгоиздательстве, телевидении, радиовещании, периодической печати, производстве лазерных дисков и аудиокассет. Одним из показателей демократизации культуры является то, что наряду с государственным - азербайджанским языком, в стране свободно используются и развиваются русский, английский, грузинский, лезгинский, талышский, курдский и другие языки. В 2000 году в Баку был создан Бакинский Славянский университет. В столице Азербайджана функционируют многочисленные курсы по изучению различных европейских и восточных языков. В Азербайджане осуществляет ету деятельность сеть национально-культурных центров, способствующих свободному развитию культур малочисленных народов страны.

Наряду с государственными структурами, помимо унаследованных от советского времени творческих союзов и обществ, сегодня в Азербайджане, общественно-полезную деятельность, направленную на развитие духовной культуры, осуществляют десятки ассоциаций, фондов, культурных центров и других неправительственных организаций. В целях гражданского содействия социально-культурному развитию Азербайджана, на добровольных началах они объединяют деятелей и представителей науки, образования, искусства, МЕДИА, религий, специалистов широкого профиля, женщин и молодежь. Неправительственные организации, как новый социальный институт демократической культуры, являются хорошей школой строительства гражданского общества и правового государства в стране. В целях содействия духовному совершенствованию и росту материального благосостояния общества, они осуществляют поиск новых моделей и форм развития азербайджанской культуры и совершенствования культурной политики страны. Возможности международного культурного сотрудничества и обмена, способствующего развитию интеллектуальной и художественной культуры, сохранению культурного наследия Азербайджана, значительно расширились благодаря деятельности международных фондов, организаций и зарубежных посольств, поддерживающих процесс развития демократической культуры в Азербайджане. В деятельности неправительственных организаций в определенной степени находит свое воплощение децентрализация управления развитием культуры. В числе таких организаций необходимо назвать также Ассоциацию культуры Азербайджана «Симург» - первую в Азербайджане независимую многоотраслевую неправительственную организацию культуры нового типа, Общество Культурологов Азербайджана и Международный Форум Культуры Гражданского Общества. Эти организации на добровольных началах объединяют в своих рядах интеллигенцию и молодёжь, десятки коллективных и сотни индивидуальных членов в целях совместной деятельности, направленной на содействие развития культуры гражданского общества, социально-культурный прогресс в Азербайджане. Среди членов Ассоциации культуры - десятки известных в стране и за рубежом академиков, членов-корреспондентов Национальной Академии наук и профессоров.

Несмотря на достигнутые в целом успехи, следует признать, что нарастающий кризис культуры в современном мире, перекрывающий многие перспективы развития человека и общества, имеет место и в развитии культуры Азербайджана, где он дополнительно усугубляется условиями нестабильности переходного периода. Системный анализ состояния развития культуры Азербайджана за последнее десятилетие прошлого века обнаруживает, наряду с известными достижениями, ряд трудностей, недостатков и проблем, требующих нового видения и правильного решения. В современных условиях важнейшее значение для Азербайджана приобретает экономическая культура. Будущее Азербайджана и его конкурентоспособность на мировом рынке во многом будут зависеть от успехов его экономического развития. Поэтому сегодня на смену энергоемким, ресурсоёмким, трудоемким и экологически неприемлемым производствам должны придти новые эффективные производства, основанные на высоких, экологически чистых технологиях, обеспечивающих выпуск высококачественной, востребованной и конкурентоспособной на мировом рынке продукции. Использование в экономике Азербайджана устаревших в научно-техническом отношении технологий западных стран должно быть исключено, ибо такой подход создает предпосылки для хронического отставания отечественной экономики от мирового развития.

Для правильного понимания и решения этой стратегической задачи в Азербайджане большое значение приобретает культурологическое изучение и творческое использование исторического опыта развития передовых в экономическом отношении стран мира. «Я увидел дальше других потому, что взобрался на плечи всех тех, кто работал до меня». Эти мудрые слова, принадлежащие великому ученому Исааку Ньютону, сегодня имеют актуальное значение для Азербайджана. Развитие стран Западной Европы, США и Японии подтверждает, что наивысшая производительность труда достигается, в конечном счете, там, где удается создать наиболее эффективную систему образования и обеспечить активное развитие фундаментальной науки. А это подтверждает необходимость ориентации государственной политики страны на приоритетное развитие интеллектуальной и нравственной культуры, как основы социально-экономического прогресса республики. Такой вывод подтверждается и экономической теорией Адама Смита, и деятельностью ЮНЕСКО, и опытом социально-экономического развития скандинавских стран, и феноменом японского «экономического чуда». Так, основой высокого уровня социально-экономического развития Норвегии и Швеции является высокий уровень их духовной культуры. Жизненные стандарты этих государств не признают приблизительности и околонаучности. Одним из подтверждений этого могут служить выводы Стокгольмской школы экономики - частного университета, открытого в начале ХХ века, ставшего одним из мировых центров экономического образования. Анализируя причины роста благосостояния нации, ученые пришли к выводу, что решающее значение для ее расцвета имеет образование и наука, уровень знаний и умений граждан, составляющих основу национального богатства страны. Такая же политика лежит в основе социально-экономического процветания Норвегии, Японии и других демократических стран Запада и Востока. Данный опыт свидетельствует о том, что прогрессивное развитие национальной экономики Азербайджана должно обеспечиваться преимущественно за счёт опережающего развития азербайджанской науки, образования и высоких технологий, основанных на новейших достижениях мировой научной мысли. Это обеспечит ощутимый приток в страну валюты, необходимой как для экономического воспроизводства, так и для достижения устойчивого роста качества жизни. Инновационная активность отечественной экономики, в сочетании с правильным правовым и этическим регулированием деятельности аккредитованных в стране транснациональных корпораций, обеспечивающих баланс интересов, может способствовать успешной интеграции республики в мировое экономическое пространство в условиях глобализации.

Ключевое значение духовной культуры для развития самого человека, экономики, социальной сферы, общества и государства в целом, нетрудно проследить и при анализе общественного способа производства. Духовная культура определяет способ производства страны, который складывается из производительных сил и производственных отношений. Анализируя взаимосвязьдуховной культуры, власти и капитала, М. Кастельс, в монографии «Информационная эпоха. Экономика, общество, культура» отмечает, что духовная культура является источником власти, а власть, в свою очередь, источником капитала. Эта зависимость лежит в основе новой социальной иерархии информационной эпохи. Подтверждая правильность данного положения, следует заметить что, пожалуй, в этом находит отражение одна из объективных исторических закономерностей социально-культурного развития человечества с древнейших времён до наших дней. В разной форме, в разное время и в разных социально-исторических условиях эта основополагающая роль духовной культуры как источник человеческой силы, энергии и созидания, находила свое выражение в высказываниях известных ученых, философов, и государственных деятелей мира, в том числе известных мыслителей Азербайджана. Именно уровень знаний и социальной этики, интеллектуальная и нравственная культура определяют возможности и направление развития современного человека.

В силу этого центральной задачей развития культуры и социально-культурной политики Азербайджанской Республики, строящей гражданское общество, должно быть формирование нового человека и гражданина - носителя высокой духовной культуры, основанной на гармонии знаний и нравственности. Достижение целей устойчивого человеческого, социального и государственного развития требует как профессионализма - знаний и опыта людей, так и высокой культуры ответственности, порядочности. Знания, умение и организованность, без нравственности могут служить целям эгоизма и быть разрушительной силой. Нравственность без знаний может быть «слепой» и неправильно осознанной с точки зрения общепринятых человеческих и общественных ценностей. В силу этого необходимым условием построения гармоничных общественных отношений в гражданском обществе, наряду с развитием научных знаний, становится формирование высокой человеческой, гражданской и профессиональной этики, которой необходимопридать статус легитимного социального порядка. Без высокой человеческой этики не будут работать даже самые хорошие законы. Если право, основанное на государственных законах, является системой обязательных для всех социальных норм, установленных или санкционированных государством, то мораль - это совокупность норм и принципов поведения, добровольно принятых обществом в определенный период времени. Следовательно, этика является основной мотивацией исполнения закона. Мораль, в отличие от права, может быть разной в различных слоях общества и разных профессиях. Характер морали зависит от уровня развития общества - материального состояния, интеллектуального и нравственного развития, характера производственных отношений. По большому счету вопросы этики связаны с вопросом нравственного выбора человека между Добром и Злом. Меняющиеся идеи и интересы оказывают влияние на цели и деятельность человека, придавая им субъективный характер во времени и пространстве. Поэтому большое значение для нравственного развития имеет правильное, гуманистическое воспитание человека.

Интеллигенция Азербайджана должна осознать свою историческую ответственность за поиск путей улучшения жизни, создание лучшего будущего культуры азербайджанского народа, общества и государства. Назрело время создания серьёзной школы культурологов, которая должна встать в авангарде борьбы интеллигенции Азербайджана за достижение прогрессивных социальных изменений в национальной культуре, быстрый переход страны к индустриальному и информационному обществам.

Государственная поддержка культурологии откроет новые возможности для развития политической культуры, демократии в Азербайджане, правовой, экономической, информационной, бытовой, медицинской, экологической культуры, культуры потребления и распределительных отношений, а также развития азербайджанской диаспоры и гармонизации её культуры с культурами стран проживания.